Майя Неверович - Не все желания должны сбываться

– А ну, тихо! – кричала она на ходу. – Мельникова, бегом за медиком.

Одноклассница, сидевшая за первой партой, вылетела в коридор, а я замерла в предчувствии разборок.

– Маша, ты как? – классная помогла ей сесть.

Я чуть повернула голову и посмотрела. Да уж, нос не слабо ей расквасило.

– Это… она… коза, – всхлипывая и шмыгая носом, прерывисто говорила та, которую называла про себя Барбоскиной.

Я удивлённо расширила глаза развернулась.

– Я? Ты сама хотела мой рюкзак свалить, вот споткнулась об него.

– Нет, – в истерике вопила Барбоскина, – я видела. Ты лапу свою выставила.

Я опустила глаза и посмотрела на обутые в кроссовки ноги.

– Лапу? Нет, – я замотала головой, – тогда это точно не я. У меня лишь ноги.

– Всё в этом мире циклично, – задумчиво поддержал меня философ. – Ты хотела причинить ущерб Витьке, а вселенная вернула всё тебе.

– Согласна с вами, коллега.

– Коза, да я тебя, – она рванулась вперёд, что предвещало оставить меня без волос, которых и так было немного, в силу короткой стрижки.

– А ну, все угомонились, – Снежана Артуровна возникла между нами, как неприступная крепость, через которого Машке было не пробраться. – Сначала нужно обработать рану, а выяснение ситуации оставим на после уроков. Никто после шестого урока из школы не уходит.

По классу пронёсся недовольный гул.

– Чёрт, – выругалась я и обменялась с Барбоскиной взглядами, полными ненависти.

Теперь точно позвонят маме. Вот тебе и подарок на день рождения.

– По ходу, твоё затмение уже действует, – проворчала я, наклонившись к Тохе, – у некоторых мозги напрочь выбило.

И кивнула в сторону задней парты.

– Овца, – прошипела блондина, – я тебе припомню. Ты не знаешь, с кем связалась. Мой парень покажет тебе, что такое «мозги выбить».

Я приподняла руки, согнув их в локте и затрусила, показывая, как мне страшно.

В кабинет вошла медработник и они с классно подошли к Маше.

– Излишняя смелость такой же порок, как и излишняя робость, – изрёк наш классный мудрец.

– Ты хоть помолчи, – настроения разгадывать его нудные высказывания не было.

Мысленно я уже выслушивала лекции от родителей. Их я боялась куда больше, чем директора школы. Особенно неприятно было накосячить накануне дня рождения. В моей семье этот факт точно не являлся смягчающим обстоятельством. Возможно, если бы я стала ныть и канючить, как маленькая, подражая Алиске, это и сработало бы. Но пускающая сопли пузырями пятнадцатилетняя девчонка… Нет, пожалуй, перебор.

Я глянула на Машку, которая как раз сидела и ревела. Наверное, это плохо, но мне не было её жаль. И извиняться совсем не хотелось. Она первая начала эту войну.

Как и следовало ожидать, после уроков, меня и Машку вызвали к директору. Тоха обещал дождаться вердикта суда и сидел под дверью.

Машкина мать, такая же обесцвеченная в блонд, только на голову выше и килограмм на тридцать больше, прибежала, как фурия, метая в меня глазами молнии проклятий. Она постоянно подскакивала с места и требовала поставить меня на учёт.

Моя мама опаздывала, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть, опустив взгляд вниз, строя из себя невиновно осуждённую. Хотя, я именно такой и была. Это Машка первая меня задела, а меня учили всегда давать отпор врагу.

Когда мама приехала, нас с Машкой сначала попросили выйти. Директриса, видимо, хотела провести душещипательную беседу на тему сложностей подросткового возраста. Мы вышли и встали, как два стража, по разные стороны двери, сложив руки на груди и не проронив ни слова.

К нам подошёл Тоха.

– Что, девчонки, казнь ещё не состоялась?

– Присяжные совещаются, – я кивнула на дверь.

Машка только хмыкнула и отвернулась.

Тоха посмотрел на неё и достал свой телефон.

– Не в моих правилах вмешиваться в конфликты, но как говорил Чемберлен: «В войне не бывает выигравших – только проигравшие». Девчонки, вы ж последний год вместе. Ну её, войну?

– Эта овца мне за всё ответит, – прорычала Барбоскина, тряхнув своими бело-розовыми хвостами.

– Овца у тебя в отражении, – не сдержалась я.

– Брейк, девочки, – Тоха даже руки развёл, как рефери. Он повернулся к Машке. – У меня деловое предложение. Ты прощаешь свою одноклассницу, а я удаляю видео из телефона. Оно, конечно, фигового качества, но понять, кто там, а главное, с кем, можно.

– Какое видео? – Недовольно соединила брови Машка.

– Где тебя угощают сигаретой. А ты и не отказываешься.

Машка дёрнулась вперёд.

– Телефон, сюда! Ты труп!

Я встала между ней и Тохой. Это был реальный шанс. Либо того, что Тохе разобьют телефон, либо моего спасения. И громко, с паникой в голосе, закричала:

– Маша, не трогай его! Он тебе ничего не сделал! – И ехидно усмехнулась.

Тоха поправил очки и показал одобряющий жест большим пальцем, поднятым вверх.

– Вы, вы оба трупы. Вы поняли? – Теперь она была похожа на Барбоскину. Скорее, на гадюку, шипящую в отчаянии.

В этот момент из кабинета директрисы выскочили все трое: наши мамы и сама руководитель школы.

– Что происходит? – Возмутилась первой она, на правах старшей.

– Я не знаю, – пожал плечами Тоха. – Я лишь хотел своей подруге, Виктории, показать видео о вреде курения. Мария расценила это, как оскорбление. Видео интересное, между прочим. Я могу показать.

Тоха начал разблокировать смартфон.

Моя мама повернулась к директрисе.

– А это кто? – кивком головы указала она на Тоху. – Тоже участник конфликта?

– Нет, что вы, – женщина вскинула руки, – это Антон Стриж, гордость и одновременно головная боль нашей школы и системы образования в целом. Победитель всех возможных олимпиад. Правда, на каждой упорно старается доказать несовершенство программы.

Машка побелела, глядя, как Антон делает свайпающие движения по экрану мобильника.

Видимо, она свою мать боялась ещё больше, чем я свою.

– Мам, – откашлявшись, изображая Мисс Спокойствие, она взяла свою мать под руку, – я правда, чуть перепсиховала. Не каждый день падаешь. И Вика, – она зыркнула на мен, но тут же состроила гримасу, которая по всей видимости, означала улыбку. – Она правда, не толкала, я споткнулась.

– А для чего этот цирк? Ты совсем уже? – мать отдёрнула её руку и начала орать на дочь такими словами, что мне Машку реально жалко стало. Директриса лишь пыталась как-то вклиниться, постоянно извиняясь.

– Да пошли вы все. Я на вас всех, – Машкина мать обвела нас пальцем, – жалобу накатаю.

И, схватив дочь за плечо, вывела её на улицу.

Моя мама и директриса переглянулись. Пожав плечами, последняя вновь извинилась и скрылась за дверью. Мама требовательно смотрела на меня.

– Но ведь это ты её толкнула?