Анна Аманюк - Веснино горе

Горькое молоко, или Громкий Агук

Даньке, мальчугану бойкому, пробивному, и к тому же очень озорному, исполнилось в ноябре 5 лет. Среди всех своих друзей он был самый старший. Невероятно гордился и важничал по этому поводу. А как же! Даже соседу Кольке, и тому 5 будет только после Нового Года. А Данька аж в начале ноября стал еще на год старше. Уже совсем взрослый. Даже мама с папой ему сказали: «Ты теперь большой, самостоятельный мужчина. Держи вещь настоящих индейцев». И подарили ему лук с тетивой и стрелы с перьями. Вот это вещь! Какой восторг! Теперь Даня сам стал, как настоящий индеец! По крайней мере, он так себя ощущал. Целый день провел Данька, изучая подарок. Только при мысли о том, что летом на даче он выйдет к мальчишкам во двор с луком в руках, Данька дрожал от нетерпения, и глазки его загорались искорками озорства. Где же еще пострелять, как не на даче?

***

На дачу к бабушке Данька ездил каждый год и проводил там каникулы с самой ранней весны – с начала апреля – по сентябрь. Дача, а точнее настоящая деревня, в которой они жили, называлась Забелино и находилась в Псковской области. Деревушка была небольшая, но очень колоритная. Местные жители – другие бабушки и дедушки – каждое лето ждали из города к себе внуков. Поили их настоящим парным молоком от коров и коз, рассказывали всякие небывалые истории и пели настоящие фольклорные песни. А сады! Какие там были сады! Огромные, необъятные, на десятки деревьев. И вся ребятня с нетерпением ждала, пока поспеют яблоки, вишни, сливы, малина, и можно будет срывать их без разрешения и даже не мыть! Они ведь прям с дерева. Глухая деревня среди лесов и полей! Ни копоти, ни машин. А бабушка почему-то все равно всегда ругалась на это.

И дед ей и говорил в такие моменты:

– Галя, да ладно тебе. Здесь и грязь-то экологически чистая! Пусть едят!

– Ай! Ну тебя, старый! – махала бабушка рукой. – Животы заболят, будешь знать! Воды что ли помыть не хватает?

А вода там ледяная, из родника посреди деревни. Ее пить можно прямо из каменного колодца, зачерпывая ладошками, в самую жару.

Деревенька Забелино состояла всего из шести деревянных избушек среди чистой природы. Большие бревенчатые срубы, и в каждом настоящая русская печь. У кого расписная, у кого беленая, у кого из кирпича. Зимой и ранней весной дедушка всегда топил эту печку. В доме становилось тепло, даже жарко очень быстро.

Данькин домик стоял вторым в деревне по сельской заросшей травой дорожке. Стоял под холмом. И вокруг его охраняли четыре громадные березы метров в пятнадцать-двадцать высотой. А стволы такие, что двум взрослым руками не обхватить. Таких берез больше Данька нигде не видел, всюду березки тоненькие, худенькие, гнутся по ветру. А эти настоящие гиганты пустили свои громадные километровые корни прямо под дом. Свесили свои зеленые ветви под окна, сложили на крышу, и ничего, казалось, маленькому домику теперь не страшно под их укрытием. Никакое ненастье. Первым, метрах в ста от Данькиного, стоял дом деда Емельяна и бабы Кати. Настоящих деревенских долгожителей. За их дом зеленая дорожка убегала далеко-далеко в лес, через вечно розовые и гудящие от пчел поля иван-чая.

Следом за Данькиным домом глиняная располосанная деревянными колесами телеги дорожка поднималась вверх. Шла мимо картофельных полей, пробегала под двумя тенистыми ивами, опустившими свои длинные серебристо-зеленые лозы до самой земли, и добегала до дома бабы Нюры и ее внучки Маринки. На самой вершине холма. А напротив них дом лучшего друга Петьки и бабы Насти. Затем дорога спускалась снова вниз и катилась прямо к развилке у громадной старой сосны. Дальше левый ее рукав сужался в тропинку и бежал через поле к каменному колодцу в вечно прохладной тени множества кустов и деревьев, и затем выходил к домику заядлой дачницы були Юли с четырьмя внуками, разводившей целые плантации цветов и декоративных растений на своем участке. И замыкал деревню самый большой в Забелино дом деда Васи и бабы Маши. К ним на лето приезжала внучка – бойкая и драчливая девчонка Дашка. За их дом первый рукав уходил уже широкой зеленую дорожкой, ведущей через открытые поля в соседнее село Утаево. Почти три километра от Забелино.

А второй рукав дороги от развилки бежал, огибая сопку, к озеру. Синему зеркалу среди зеленых пастбищ. Вся деревенская детвора ходила туда купаться. Встречались на развилке двух дорог у сосны-великанши, растущей до самого неба, и бежали на озеро наперегонки, размахивая полотенцами. Вот это благодать…

***

В этом году Данька приехал к бабушке позже обычного. На дворе уже стояла жара, и все ребята уже давно приехали сюда на летние каникулы. На следующий день по приезду выскочил Данька пораньше во двор и подарок свой не забыл. Так уж ему не терпелось похвастаться. Собрал всю детвору и показал лук со стрелами. Ребята все столпились вокруг, стали рассматривать, трогать, просить пострелять.

– Это мне мама на день рождения подарила, – заявил Данька гордо. – Настоящий.

– Классная вещь! – восхитился лучший друг Петька. – Я такие только в кино видел.

– Теперь я предводитель индейцев! – заявил Данька, выпятив грудь и уперев руки в боки. – Кто в мое племя?

Детвора зашевелилась, зашумела, все стали тянуть вверх руки, выкрикивая наперебой «Я! Нет, я! Я первый сказал!».

– Провозглашаю вас всех индейцами деревни Забелино! Дружно пожмите друг другу руки! И теперь зовите меня Громкий Агук!

Ребята заинтересованно насторожились.

– Что за Агук такой? – спросила Маринка. – Нет такого слова.

Маринка была худенькая девчонка с толстыми косами. Исполнилось ей уже пять лет. До чего смелая и рисковая! Любую затею готова поддержать. Еще и десяток своих выдвинуть.

– А вот и есть! – возразил ей Данька. – Это как Чингачгук! Знаете такого? Он храбрый воин. Мне папа про него рассказывал.

Даньке очень папин рассказ тогда понравился. Тогда они с мамой и придумали Громкого Агука – настоящее индейское имя для Даньки.

Лето на дворе стояло жаркое, знойное. Солнце палило нещадно. Небо было ясное, ярко-голубое, ни облачка на горизонте. Всюду в траве стрекотали кузнечики и летали стрекозы, как маленькие вертолетики.

Ребята пробегали с луком до самого обеда, утомились, разжарелись и решили пойти на колодец пить воду. И недалеко от сосны, там, где в густой, нескошенной траве стояли две дикие яблони, согнутые до самой земли, как две древние старушки, встретили на тропе бабу Катю. Ей уж лет восемьдесят или девяносто стукнуло. Никто не знал, сколько точно, и все стеснялись ее об этом спрашивать. Звали ее на самом деле Екатерина Кузьминична, но уже давно никто так к ней не обращался. Даже сама она про себя говорила: «Зовите меня баба Катя!» Все так и привыкли, а в беглой речи эта «баба Катя» и вовсе слилась потом в «Бабк а́тю» или в «Бабк а́ть».