Анна Зенькова - Удар Скорпиона

Естественно, я ничего не ответил. Отвернулся, как обычно, к стене и стал изображать мертвого. Дескать, что хотите со мной делайте, а я из палаты – ни ногой. Даже протезом – и то не выйду!

Но мама оказалась ужас какой хитрющей. На следующий день, пока я бегал, ха-ха, по процедурам, собрала все мои вещи, оформила бумаги и кучу всего еще. В общем, быстренько подготовилась к выписке, чтобы у меня не осталось времени на бунт. И еще, главное, близнецов в палату притащила! Типа группу поддержки.

Они и раньше ко мне приходили, но уже давно. И как-то странно себя вели. Так настороженно, как будто не узнавали. А тут увидели и как заорут вдвоем: «Обат! Обат!»

Ну Сёма заорал. А Ерёма еще громче:

– Мама, мари, ропат!

Я даже удивился слегка. Ерёма же раньше вообще не говорил, а тут уже вон как. Даже лучше Сёмы.

А он опять:

– Ропат, ропат! – и как бросится ко мне. Чуть трость не выбил.

А я сам так обрадовался – не передать. Ну и наклонился, чтобы его взять. Он же маленький, легкий, как муха. Что мне его подкинуть?

Но мама тут же меня за руку схватила. И так, потупившись:

– Сынок, тебе нельзя еще. Рано.

У меня сразу все настроение упало. Я сказал:

– Рано так рано, – и похромал дальше. Еще и трость эту швырнул куда-то. Хорошо хоть сам не упал. А то был бы… королем ситуации.

А тут еще и Оксана, как назло, явилась. И такая:

– Вот это да, Ренат! Уже без трости ходишь?

А как я там хожу? Встал и стою, поджав ногу, что та цапля. Смотрю на трость, как на жабу, а попросить подать – никак. У меня же тоже гордость есть, знаете ли!

А вот мама свою, похоже, куда-то далеко запрятала. Пожала плечами и так спокойно:

– Ничего страшного, сейчас подам.

Как будто я об этом просил! Ее что, не учили в школе, что инициатива наказуема?

Я уже как бы и подготовился – хотел выдать ей новую порцию гадостей в знак благодарности, но получить по заслугам мама не успела. Потому что Сёма ее опередил.

И, главное, в одну секунду нарисовался. То за шторой прятался (типа это он так «обота» боится!), а тут вдруг – хвать – и нет моей трости. То есть по факту она есть, но в Сёминых руках любая вещь сразу в воспоминание превращается.

Вот я и вздохнул с облегчением. Подумал – ну и хорошо, теперь я уже точно никуда не уйду, ползти же они меня не заставят!

Но Сёма тот еще перец. Когда не надо – все как надо сделает. Подбежал и такой:

– На, Енат, на! – и сует мне эту трость обратно.

Короче, что и говорить – подсобил. Ну а толку злиться? Тем более на Сёму! Я, если честно, даже захотел его обнять. Хотя бы на руки взять для начала! Тем более он у нас такой кот – «ручки» эти просто обожает.

А мама снова – тут как тут. И опять тем же тоном – чуть ли не виноватым:

– Ренат, ну пожалуйста. Упадешь ведь.

Ха-ха. Упадешь. Да я и так уже упал ниже плинтуса! Вон даже близнецов поднять не могу, как последний калека.

Я ей так и сказал:

– Ну вот и оставь меня здесь. Зачем тебе инвалид в хозяйстве?

А она мне:

– Что ты говоришь? С ума сошел?

А сама такие глаза сделала – умоляющие.

Так оно и понятно. Что тут еще умолять? Я как бы тоже без иронии сказал. Ну, про инвалида этого. Зачем ей лишний груз на шею, когда она уже и так по всем показателям тонет.

Ну а почему я должен молчать? Страдать, как дурачок, в одиночестве… Вон некоторые умные вообще слов не выбирают. Оксана! Заявила вдруг, что шофер нас уже заждался и мы все должны быстренько бежать, чтобы он не умер от старости.

Я поражаюсь этим людям. Быстренько бежать. Ага, сейчас только ногу на плечо закину и побегу. Что мне – сложно, что ли?

Я так и сказал:

– Бегите-бегите, я вас догоню! Где-нибудь к Новому году.

А Оксана такая:

– Ха-ха-ха!

Да-да. Посмотрел бы я на нее в такой ситуации. Как бы она перед своим муженьком на одной ноге прыгала? Как пить дать, смеялась бы!

Нет, я ей ничего такого не желаю, конечно. Но если уж быть честным до конца, то я ей вообще ничего не желаю. НИ-ЧЕ-ГО. Не знаю почему, но эта Оксана меня жутко бесит. В первую очередь своей тупостью.

Я же вижу по ней – она вообще не въезжает в происходящее. Наверное, думает, что нога эта – что-то вроде сумочки. Захотел – надел, захотел – снял и без нее пошел.

А она тут же:

– Так ты ногу понесешь? Или наденешь?

Говорю же, тупица какая-то.

Я закатил глаза, изображая последнюю стадию удушения. Ну а что? Я слышал, глупость может убивать!

А мама тоже – вот совершенно не в тему вклинилась! И такая:

– Ренат, будь добр, собирайся. Иначе мы такими темпами на самолет опоздаем.

На самолет? Вот этого я вообще не ожидал. И такой:

– А куда летим? На острова?

Ну серьезно, я же думал, Оксана где-то недалеко живет. В Днепре хотя бы. А тут, оказывается, вот что. Самолет!

А мама уже явно начала злиться. И так сквозь зубы:

– Я тебя очень прошу, не паясничай.

А я ей наоборот – беззаботно:

– Так а кто паясничает? Я просто уточняю! Имеет человек право знать, куда его везут?

Я думал, она сейчас вконец разозлится и накричит на меня, как в старые добрые времена. Но мама молча отступила. В буквальном смысле отошла. На шаг-два, куда-то в сторону окна. И сказала, никуда не глядя:

– Мы летим хоронить папу.

У меня иногда случаются такие провалы в памяти, когда я совсем ничего не помню. Как будто мне специальными ножницами незаметно подсекают извилины, а я этого даже не чувствую. Ну правильно, а чем? Если я тупой и слепой, как дерево.

Не в прямом, конечно, смысле. Иногда я все же думаю. А уж вижу! Порой то, чего не следует. Но бывают моменты, когда я ничего не фиксирую. Как будто меня на время из розетки вырубают.

Вот с самолетом этим. Последнее, что я запомнил до него, – это больницу и то, как я не хотел из нее уходить. Потом Богдан Тамирович вышел. Обнял меня. Что-то сказал, кажется. Что-то вроде: «Шагай, мальчик. У тебя все получится!» Ха! Мальчик… А про «все получится» я, наверное, вообще придумал. Ну не мог Богдан Тамирович такого сказать. Он же врач, а не какой-то там врун законченный.

Я его, кстати, тоже обнял. Это точно! У него еще халат так странно пах. Чем-то горьким. Или колючим? Я даже закрыл глаза, чтобы ничего не слышать. И не видеть! Потом открыл, а мы, оказывается, уже в самолете. Сбоку от меня – близнецы, и мамина голова впереди, через ряд. С шеей, натянутой, как у куклы. Как будто ее за какие-то невидимые лески к потолку подцепили.

То есть получается, ни сборов, ни поездки в аэропорт я вроде и не помнил. Что-то такое мелькало просто, как картинки, перед глазами. Дорога и то, как мы с Оксаной прощались. По-моему, она еще сказала:

– Ну, будь здоров, Ренатик. Помогай там маме!

Вот же мымра!

Но это не точно, потому что, даже поднапрягшись, я не мог вспомнить – что и как было в действительности. Вот я и полез к маме за подробностями.