Катя Степанцева - Встретимся на Плутоне

Черной дырой разрасталась в груди тревога. В нашем доме снова не пойми кто.

Пошлая Молли «Контракт»

Из кухни слышались голоса и доносился запах кофе с молоком. Родители говорили громко, мама, волнуясь, перебивала отца. Я прислушалась, пытаясь понять, о чем такой оживленный спор.

– Почему они слушают песни группы «Пошлая Молли»?

– А что там за песни?

– Ну… всякие пошлые…

– А почему мы в их возрасте слушали «Красную плесень»?

– В их возрасте?

– Ну… плюс-минус. И ведь выросли хорошими людьми.

– Плюс-минус.

Понятно. Родители решили послушать мой плей-лист 2 2 Плей-лист Вари в конце книги . Я медленно сползла с кровати и просочилась в ванную комнату, включила воду потихоньку, чтобы родители не сразу заметили мое присутствие. Но дослушать разговор не удалось, он, видимо, сам собой сошел на нет. После чистки зубов и умывания я снова перетекла в свою комнату и долго копалась в шкафу, пытаясь найти хоть что-нибудь нормальное в своих шмотках, но все, что там находилось, жутко не нравилось. Все было старое и сто раз уже ношеное, и если раньше меня это ничуть не смущало, то теперь все изменилось. Как идти в школу в обносках, когда там он?

Раньше я бы сразу позвонила Нике, и она бы уж точно посоветовала что-нибудь или притащила что-то свое. Но сейчас звонить нельзя. Засмеет. Да и, похоже, он ей тоже очень понравился. Хотя… Она не раз говорила: «У нас вкусы разные». Конкурировать с Никой мне казалось глупым и совершенно бесполезным делом, оставалась надежда, что ее симпатия мне только показалась. Я восхищалась ее тонкими чертами лица, длинными густыми ресницами, словно наращенными. Восхищалась ее густыми русыми волосами. Хотя у меня самой были не менее густые светло-русые волосы до лопаток.

Толстовку с надписью Gamer отмела в сторону. Помню, Ника вроде бы говорила, что, если не знаешь, что надеть, выбери рубашку, топ и джинсы. Или платье? Нет! Только не платье, тогда точно все догадаются.

Однако же я плелась на уроки в черном платье в мелкий белый цветок и черных колготках. Правда, к нему отлично подходил чокер с буквой В, красиво и плотно прилегающий к шее. Хрустя сапогами по снегу, я предвкушала пятерку по литературе и тайно надеялась, что наряд сочтут уместным для такого случая, ведь мы с Никой вчера отлично потрудились.

На улице бушевала метель. Это только из окна выглядит загадочно и красиво, когда ты лежишь под одеялом и любуешься буйством природы в тепле и сухости. А когда пробираешься сквозь пургу в школу, то красота не так очевидна. С неба неслись огромные пушистые снежинки, забиваясь в нос, рот, слепя глаза. Лишь бы тушь не потекла. Зима, похоже, забыла, что она весна. По календарю уже второе марта, и совсем недавно все таяло и текло ручьями, сегодня же все изменилось.

До школы можно было дойти пешком или доехать одну остановку на общественном транспорте. Я промокла и продрогла уже настолько, что готова была идти обратно домой и опоздать на первый урок, а то и вовсе не пойти ни на один, но тут очень вовремя подъехал автобус. В теплом его нутре чувства мои оттаяли, и доехала до школы я уже бодрее, чем могла бы.

Десятки голосов шумели, орали, говорили одновременно. Началка бегала и путалась под ногами, закидывая шапки друг друга на люстры. Ника не отвечала на телефон, бесконечное количество длинных гудков оставалось без ответа.

– Что у тебя с лицом? – спросила Настя Лапшинова, когда я почти уже разделась, оставалось только ботинок снять.

Я, стараясь не смотреть ни на кого вокруг, пробралась к зеркалу. Тушь, конечно же, поплыла, и я была похожа на капитана Джека-Воробья. Жалкое зрелище. Кое-как вытерев глаза влажной салфеткой, я поспешила вместе с толпой на урок, под рев звонка и гул десятков голосов.

Камбала Ивановна была не в духе. Ее заплаканное лицо, красное, с белыми прозрачными бровями и выпученными глазами, тревожно оглядывало класс. Все уже успели выложить учебники по литературе и встать возле парт. Остановив взор на мне, учительница произнесла:

– Сейчас родители не сильно занимаются воспитанием, решив, что достаточно родить ребенка и выпустить его в приличное общество. Пусть оно как-то само занимается. Да, Ершова? А потом жалуются на рост преступности и безработицу.

Я замерла, глядя непонимающе на учительницу. Весь класс тоже молчал. Раздался стук в дверь.

– Да-да, – сказала Камбала и, повернувшись к двери, добавила: – Войдите.

Я увидел ее на подходе к школе. В черной кожанке и голубых джинсах, она не шла, летела сквозь вальс белых хлопьев, спускающихся с небес. Волосы прятались под кепкой, а глаза были похожи на небо после шторма. Неужели плакала? Наверняка кто-то обидел. Вот бы взгреть того, кто ее расстроил.

Пока я размышлял, девчонка скрылась в дверях школы, а из-за угла вырулил Карпов. Он шел, глядя в телефон, и никого не замечал вокруг, запнулся, чуть не врезался в такую же поглощенную телефоном женщину, чуть не выронил свой, поймав его в воздухе за пару секунд до падения на асфальт. Надо сваливать, пока он меня не заметил. До урока еще двадцать минут, пережду на третьем этаже, вряд ли Серега вздумает меня там искать.

На третьем этаже я уверенно двинулся в сторону туалета. Где еще провести оставшиеся минуты, как не там? Кто-то схватил меня за руку и больно дернул к окну. Заслонив нас газетой, Ника делала вид что читает, рядом с ней лежали кожанка, кепка и джинсовый рюкзак, весь увешанный значками. Девчонка жевала жвачку и болтала ногами. Краснота вокруг глаз еще не прошла.

– Газета «Мой город – Кострома»? – только и сумел удивленно проговорить я.

– Тише, – не поднимая глаз, ответила девчонка. – Если не хочешь, чтоб нас запалили однокласснички, молчи.

Я не хотел.

От нее пахло клубничной жвачкой. Волосы спадали на лицо, закрывая ее от слоняющихся школьников. Ну и пресса отлично выполняла роль щита. Мне не очень удобно было стоять столбом за газетой, поэтому я положил рюкзак на подоконник и залез к однокласснице на окно.

– Как… э-э, дела, Вероника?

Отличное начало, чтоб ни с кем не подружиться.

Ника проткнула меня взглядом и ничего не ответила. Только газетой зашуршала громче, перелистывая страницы. Здесь были только я и она, отгороженные от других людей огромными шуршащими листами, пахнущими типографской краской.

– Мы за кем-то следим? – спросил я, выглядывая из-за газетных полос. – Чувствую себя детективом из советских фильмов.

– Нет, мы ищем путешественников во времени.

Фраза была сказана с сарказмом. Ника не отрывала взгляд от объявлений. Я даже заподозрил, что где-то там, на страницах, проделана дырка, в которую она за кем-то следит. Не читает же она в самом деле?