Тория Дрим - Притворись бабочкой

Та снова молчит. Мне уже далеко не до радостных улыбок. Я поторопилась, сказав, как мне повезло. По-видимому, эта брюнетка с проколотыми носом и губой, положившая свои черные ботильоны на белую простыню, и есть моя соседка, с которой я буду делить комнату все это время.

– Я все же настоятельно прошу вас ответить мне! – Тон женщины становится более грубым, она восклицает громко, пытаясь перекричать доносящуюся из колонки музыку. М-да, моя соседка еще и поклонница Slipknot. Хотела бы я сейчас взвыть и спросить: что мне теперь делать? Rammstein я еще выношу, но любимую группу этой девицы – явно нет. Мне сложно слушать тяжелый рок, для этого нужно определенное настроение и внутреннее состояние.

Незнакомка громко цокает и убирает ноги с постели. Она оглядывает меня пристальным взглядом и пускает легкий смешок. Я закусываю губу в напряжении и нервно жду, пока ситуация разрешится.

– Меня сюда привели рано утром, когда я приехала. Никаких вопросов быть не должно, – односложные ответы вырываются из ее уст. Она говорит медленно, и я наконец слышу ее необычайно грубый голос. Иногда тональность ее голоса даже слишком неприятно отдается в ушах.

– Кто? Назовите имя и фамилию. – Женщина не отступает.

– Не помню, – безразлично отвечает незнакомка, направляясь к зеркалу.

Она встает около него и бросает пару взглядов на себя, поправляя средней длины волосы. Как много можно сказать о человеке, посмотрев на его поведение? Иногда кажется, что очень много, но пока я лучше оставлю догадки при себе, потому что по обложке не судят. Нужно хорошенько узнать ее как человека, а потом уже делать выводы.

– Хорошо, мы с этим разберемся. Джитта, – обращается женщина ко мне, – располагайся. Вот твоя кровать, ванная за той дверью. Если что-то понадобится – непременно сообщи.

Я киваю. Слышу усмешку за спиной. Даже музыка ее не заглушила.

– Спасибо вам, – быстро проговариваю я, хватая свой чемодан.

– А насчет вас, девушка, мы еще разберемся. Скажите свою фамилию. – Рыжеволосая дама достаточно спокойно спрашивает мою новую знакомую, в которой уже вовсю кипит злость. Кажется, она готова взорваться из-за того, что мы ворвались в ее личное пространство.

– Да что вам надо от меня, коротышка? – Она ехидно выдает ответ женщине, упирая руки в боки, а та охает.

Мне жаль рыжеволосую: она взрослый человек, а на нее прыскает желчью какая-то девица. Такие люди, как моя новая соседка, очевидно, чем-то больны. Больны обидами. Больны предательствами. Больны проблемами в семье. Но они точно не здоровы, ибо кто будет обижать людей просто так? А для нее это, вероятно, как глазом моргнуть – легко и непринужденно.

– Фамилия? – четче и громче спрашивает дама.

– Аддерли. Ванесса Аддерли.

Как только мы оказываемся вдвоем, между нами повисает молчание. Я принимаюсь разбирать чемодан, а Ванесса пристально наблюдает за мной. Кажется, лучшим вариантом будет молчать и игнорировать друг друга. Но нет, моя соседка так не считает.

– Неужели ко мне прилетел ангел?

Аддерли подходит и садится на мою кровать. Я стискиваю зубы. Она сидит на подушке, где потом будет лежать мое лицо – очень опрометчиво.

– Ты не могла бы встать? – прошу я ее, поднимая глаза.

Она смеется и касается пальцем своего кольца в носу. Крутит его несколько секунд, а я в то же время раздраженно вздыхаю, не выдерживая. Почему все до конца не может быть идеально? Почему постоянно что-то должно испортить все впечатление?

– Встань, пожалуйста. – Я еще раз достаточно спокойно обращаюсь к Аддерли. Нет сил устраивать скандал.

Ванесса без спроса вытаскивает из чемодана мое белье, которое лежит сверху, и это на миг меня парализует.

– Это не твое, Ванесса. Положи на место.

Она прикладывает мой лифчик к своей груди и продолжает смеяться.

– А ты не такая уж и худая.

Черт, Джитта, держись. Только не смей расстраиваться. Дыши. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Боль пронзает тело. Каждой клеточкой чувствую острое покалывание – мои надежды на хороший отдых рухнули.

– Отдай сюда! Кто тебе позволил трогать мои вещи? – Я по-настоящему кричу на нее, позволяя эмоциям вырваться наружу.

Ванесса крутит на пальце белье и кидает его в меня. Я ловлю вещи и быстро убираю их в чемодан. Она же неадекватная, неуправляемая!.. Как я справлюсь с такой? Ванесса слишком сильная. Я не вижу ее слабых мест. Не вижу, потому что такие люди закрываются от внешнего мира, и сложно понять, что в них не фальшивое.

– Ангел, успокойся. Чего ты взбушевалась? Послушай музыку, расслабься. – Она врубает звук на колонке на полную.

– Сделай потише.

– Чего-чего? – Она демонстративно подставляет руку к уху, изображая интерес к тому, что я говорю. – Не слышу тебя, ангел.

И не услышишь.

В кармане вибрирует телефон, и это спасает меня. Выхожу на улицу и стремительно отбегаю на пару метров, чтобы услышать хоть что-нибудь. На экране высвечивается: «Мама». Я отвечаю на звонок на свой страх и риск. Если она поймет, что у меня что-то не так, то сразу же приедет и заберет меня. Для нее не существует никаких преград, никакого расстояния, если ее дети в беде, и я ценю маму за это. Она просто любит нас с Брук такими, какие мы есть. Всегда и везде, вне зависимости от настроения.

– Милая, – слышится на том конце, – как ты?

– В порядке, мам. Все хорошо, я только зашла в свой дом. – Я пытаюсь передать маме спокойствие, которого на самом деле нет.

– О! Ты живешь одна?

Я сглатываю, не зная, как ответить. Придется врать.

– Нет. Со мной живет милая девочка.

– Милая? Я рада за тебя! Вы уже успели познакомиться?

– Да. Чудесная, – пересиливаю я себя. В том, что я наврала маме, есть только один плюс: она будет спокойна.

– Как ты себя чувствуешь? Устала в дороге? – Мама с теплотой интересуется моим состоянием.

Уют родного дома сквозь телефон волшебным образом добирается до меня. Я даже немного забываюсь и выпадаю из отвратительной атмосферы, созданной моей соседкой.

– Немного устала, мам. Я позвоню вам завтра. Мне нужно время, чтобы разобрать чемодан и обустроиться.

Ложь тяжелым грузом ложится на плечи. Терпеть не могу врать.

– Конечно, Джи. Хорошего тебе вечера!

– И тебе.

Уж вечер точно не выдастся хорошим. Я предчувствую это очень явно.

Порой люди переступают за приемлемые в обществе границы. В них просыпается обостренное самолюбие, которое не дает опуститься на землю, на уровень окружающих. Все – отребье. Я – центр Вселенной. Именно этими мыслями они объясняют все действия.

Аддерли так и не выключила музыку, несмотря на мои бесконечные просьбы. Барабанные перепонки теперь болят от напряжения. Еще бы, я ведь не привыкла включать на полную громкость колонку и слушать песни в маленькой комнатке.