Никита Кузьмин - Внутри

Сгущаются тучи, мерцают салюты!

В чистой траве оседает роса.

Рваные молнии, синие гущи,

Сияет рассвет от конца до конца.

Низкий фонарщик в шляпе угрюмой

Робко и нежно включает фонарь.

Злой генерал, поглотивший три пули,

Прощается с жизнью без взгляда лишь в даль.

Грустная ива плачет над прудом,

Думая, что выхода здесь уже нет.

Будто её жгут в костре чьи-то люди

И на ней готовят обед…

Сверкают салюты!

Низкий фонарщик!

Злой генерал, поглотивший свинец!

Грустная ива плачет над прудом, думая, что её жизни конец!

Вам показалось, что сказал я о мире.

Сказал я о мире, что был где-то там.

Где были и люди, фонарщик и ива…

Но непонятно где мир тот найти.

Ответ очень лёгок: этот мир в каждом.

Он не снаружи, ваш мир – внутри.

Весеннее солнце…

Садясь к горизонту, брызжет корицей сверкающий лёд.

Та отвечает и тихо сдаётся;

День неуклонно к закату идёт.

Солнце – художник.

Взяв кисти в руки, небо берётся менять в акварель.

Красный, оранжевый, розовый, жёлтый!

В городе царствует вечер… апрель!

Вот ближе и ближе творец к горизонту.

Специй всё больше, все ярче, быстрей!

У солнца – последние жизни минуты!

Красный, оранжевый, жёлтый… Акварель!..

Сказали «прощай» мы творцу на сегодня.

Осталось лишь облако, солнце, весна.

А всё волшебство – через пару минуток!

Ты подожди. А сейчас – тишина…

Красные ары в пушистой пустыне

Два уронили тонких пера.

Небесные перья, на солнце играя,

Явили слепящее чудо – закат.

Я сожалею, что многим поверил.

Наивной надеждой больно оброс.

Сильно старался, вдумчиво делал,

Пользы своей я совсем не принёс.

Я сожалею, что ждал я заботы.

Оценок, объятий, любви, похвалы.

И зря я их ждал – мало в ком существуют

Все силы, что хочется мне с той поры.

Я сожалею, что поддался отчаянью,

Что тянет с собою в омут глухой.

В природе, в болезнях, в мыслях и в людях.

Хоть замолчи – и отчаянье с тобой.

Я сожалею о многом:

О прошлом, всех сожалений моих и не счесть…

Я падаю в пропасть!!

Я сожалею!!

О всём что было!!

Что будет!! Что есть!!

Я утопился в своих сожаленьях.

Я утопился в своей темноте.

Прощайте, ребята! Прощайте, игрушки!

Всё с нами бывшее смеркнет везде.

Шумит.

Жужжит дорога, трещит телевизор, чайник вскипел.

Вспыхивают.

Внутри мои чувства, салютом взрываются, костёр как горел.

Тёплый шум. Холодный, тихий громкий?

Где б не был я, но будет шум со мной.

Хоть утром, вечером, хоть у реки широкой,

Шумит слегка, повсюду, хоть глухой.

Шум входит в голову как в город одинокий,

И не выходит он оттуда никогда.

Он бьётся об двери, штыри, высотки.

Ломает в щепки брёвна со двора.

И белый смерч разбил в осколки чувства.

Лежит бумага, кровь, палитра, мазь.

С душой он сотворил своё искусство:

Эмоции он поднял, дав упасть.

Но вот стихает шум – спасибо.

Я сделал всё, что сделать мог, чтоб встать.

Не знаю я, что будет в жизни дальше.

Буду я держаться, стараться не упасть.

Мрак с чернотой наклонились над лесом.

Семьдесят капель упали в бетон.

Ливень подходит к городу в этом

Чёрном обличье, махая крылом.

Сердце взрывает, душою грохочет,

Дыханьем своим нападает с лихвой.

Внутри всё сжимает, жизни всё просит,

Но ливень во власти один над тобой.

Он с визгом обрушился в город упавший.

Потоки прибавив, ветер взлетел.

Мир заметался под визг, заглушавший,

Что на прощанье сказать каждый хотел.

Страхи и нужды, всё за чертою.

Ты на нити будто повис.

Царствует царь в королевстве тревоги.

Конца будто нет – умри и смирись.

В синий грохот сбиваются капли

Мир весь клокочет и падает вниз!

Но в этом тайфуне я так же спокоен,

Как будто луч солнца с неба глядит.

Я пломбир хочу сливочный и утро туманное,

Букеты сирени в лесном лаваше.

Во мне что-то теплится: тихое, странное… Немного заплаканное.

Мысли как отмель цепляют в душе.

На которую может попасть наш корабль

Чуткой и мягкой, нежной души.

Сломав в пух и прах весь пломбир и усталость,

Останутся щепки весенней глуши.

Но если же будет корабль в просторах,

И поживём, и не сядем на мель,

Мы встанем на палубу, с улыбкой увидим

И утро, и счастье, пломбир и сирень.

Я пломбир хочу сливочный и утро туманное,

И не цепляться за каждую мель.

Вставать чтоб на палубу, улыбнувшись, увидя,

Счастье, улыбки, радость, сирень!

Утром тарелка полная каши,

Днём доедаю вчерашний обед.

Мир – он далёк, далёк и бесстрашен,

Если не чувствуешь жизненный след.

Рядом со мною земля и рассада,

Фикус в коробке, банан на столе.

Я здесь один и чего-то мне надо.

И то не солнце, не лес и не свет.

Я узнаю́ что со мной происходит,

Но поддержать я себя не могу.

Будто вся горстка жизненной силы

Утопает в блёклом пруду.

Что происходит? Что зацепилось?

Я не дышу, я не ем, я не сплю.

Будто сраженье в сознанье случилось…

Смотрю в потолок. Вот и всё. Всех люблю.

А хочешь ли ты жить?

А хочешь ли дышать?

Когда-то в тихом счастье людей любимых вспоминать?

А есть они?..

Вдохнём мы полной грудью!

Вдыхая, лепестками рассыпаем все оковы!

Рвём цепи! Мечемся из стороны в сторону!

Падаем, разбиваясь вдребезги и собираясь вновь!

Да, прямо так! Все вместе!

Даже если никого нет, я один рассыплюсь на ветру!

Взлечу на небо и упаду на землю!

Лишь бы оказаться рядом…

Мы были в небесах,

А может я один.

Вращение, полёты наши в вихрях.

В небе ты один лишь господин.

Да! Да, эти вихри!

Земля, небо, земля!

Постойте, но как же… рядом?..

Так ведь?.. Вы где? Эй… Друзья?..

Ребят, а с кем смотреть на звёзды?

И летним вечером в дыханье тишины

Рассматривать мерцающие дали,

Где нет удушья, зла, утрат и мглы?

Смотреть на небо не нужно одиноко.

Смотреть на небо – это для двоих.

Быть может для компании, друзей, высоток.

Ведь небо тем, кто вместе, а не для одних.

Подумать только, сколько в одиночку.

Всё ходят рядом, чувствуют людей.

Не сходимся мы ближе, как пирога кусочки.

А нужно искренне смотреть в глаза скорей.

И главное понять, что каждая звезда,

Родившись, одиночество родила.

Мы видим космос и его тела,

Загадки и немыслимые силы.

А каждая звезда и родилась одна