Александра Хоменок - Эскимосскины истории

– Разве я когда-нибудь тебя обманывала? – спрашивает она, когда я сомневаюсь в полезности овощного рагу.

– Нет, – вторю я ее честности.

Я немного боюсь маму и вру ей избирательно – держу в голове с десяток развернутых полуправдивых ответов на вопросы о кошке, школе, футболе и холодильнике. Но если мне что-то нравится, то по-честному. Например, обожаю чай с сухарями после ванной, смотреть «Watts» по Евроспорту поздно вечером, обнимать холодные, задеревеневшие простыни на балконе зимой, облизывать миски с остатками теста и… трогать хрустальное бра, висящее на стене в зале. Последнее – особенно.

И откуда я мог знать, что оно такое хрупкое? Надо же было этим тридцати завитушкам, привезенным мамой из «шоптура», разом грохнуться на пол в пятницу вечером! Дотрогался, значит.

Уцелела половина, остальные – располовинились. Из уцелевших я сделал внешний ряд, остальные – спрятал внутри. Осколки сложил в коробочку и засунул ее между книгами. Вру – один магический кристаллик оставил себе, уж больно приятный он на ощупь. Включил – работает, отошел на пару шагов – не заметно.

И кого я обманываю? Я старался, но симметрия явно нарушена. В одном месте каркас совсем искривился. В общем, мама заметит, честное слово.

Еле дождался ее с работы, ходил за ней прилипалой и даже съел все кабачковые оладьи на ужин, хотя есть мне совсем не хотелось. Уф, сегодня не заметила, осталось продержаться двести тридцать дней до нового года, а там, авось, произойдет чудо и все само собой склеится.

Ночью чувствовал себя йогом – спал будто на гвоздях. Поэтому утром мне казалось, что я весь в синяках. Вчера совсем забыл, что сегодня суббота и мама будет дома целый день. А значит, будет и уборка с протиранием люстр и бра. То есть того, что от него осталось. Обеда ждать невыносимо – ложь отложилась в коленках и не дает нормально ходить. А ребята мячик во дворе уже час пинают. Мама с уборкой не торопится, она достала швейную машинку и села перешивать наволочки. Я подошел к ней после второй.

– Мам, я вчера бра разбил. Не сильно, но есть немножко.

Голоса хватило ровно на десять слов, после чего я умолк, казалось, на веки вечные. Внутренний йог проглотил очередную порцию огня и поджег мне щеки.

– Пошли смотреть, – выдохнула мама.

По выражению ее лица невозможно было понять, что сейчас будет. Мама осмотрела бра, спросила, куда я дел осколки и не забрал ли себе для игр парочку.

– Нет, все выбросил, – естественно соврал я.

– Ну и ладно. Бывает, – ответила мама. – Хорошо, что правду сказал. А то, помнишь, что было в притче о пастухе-вруне?

– Помню, – ответил я сущую правду, сжимая в кармане хрустальную завитушку.

– Иди гуляй, – окончательно простила меня мама.

С легкой душой я и побежал на улицу – синяки и колени у меня резко перестали болеть.

Компьютера у меня нет. В смысле, своего собственного. И умнофона пока тоже. Это потому, что мама вычитала, что дяди из «Гугла» разрешают своим детям без спроса пользоваться сложной электроникой только после двенадцати. И не часов, а лет.

До двенадцати мне жить и жить, а радоваться жизни хочется сейчас. Славик, мой лучший друг, тоже так думает, поэтому обещал показать мне «кое-что покруче умнофона». Свой видик. В смысле, их общий домашний видик. Эта штуковина у моих родителей тоже когда-то была. Точнее, и сейчас есть: в подвале под банками. И кассеты имеются.

Ту самую (свою первую!) кассету я как раз там нашел, под засохшей морковкой. «Воруй, пока можешь» называется. Показал ее папе, а он мне:

– Это взрослый фильм. Видишь, написано, мелодрама.

И положил ее в тумбочку. Папа у меня такой доверчивый. Думал, наверное, что поверю на слово. Но надписи на кассете я поверил почему-то больше – не зря ведь режиссеры название придумывали. В общем, кассету я-таки стащил. Потому что мимо проходил и мог.

Славик как раз в гости пригласил – с пустыми руками не пойдешь. Он напротив живет, и ему повезло – их видик всего-то подставкой под цветы служил. Но вчера в школе он проговорился, что его батя цветы убрал и подключил его к телевизору.

– Мы вчера целый вечер фильм про школу смотрели, – объяснял мне Славик на переменке. – Родители там школьниками были и стихи читали. Мамка плакала. Я не досмотрел, в общем.

Тут мой план, в котором я прихожу к Славику и мы смотрим фильм про воров, и склеился.

Сказать, что я обрадовался, когда увидел этот агрегат, значит, ничего не сказать. Шесть кнопок – и мир нараспашку. Шесть самых необходимых английских слов большими белыми буквами. Да что мелочиться – портал во взрослую киношную жизнь.

– Так, – начал Славик. – От дивана до видика два шага, считай – две секунды. От дивана до двери – шесть, значит, секунд пять.

– Ну, вроде того.

– Еще пять на то, чтобы достать и спрятать кассету и пульт и вернуться обратно, – продолжает свою математику Славик. – И того у нас одиннадцать секунд, пока батя будет копаться в замке и поймет, что ключи вставлены изнутри.

– Значит, я на кнопках, а ты на дверях? – переспросил я, когда мы наконец уселись на край дивана, готовые в любой момент ринуться заметать следы.

– Ну. Батя только в пять придет, мамка у бабули, – подытожил Славик и щелкнул кнопку. – Ты только по порядку выключай: сначала на квадратик жми, потом на подчеркнутый треугольник и вот эту красную в конце.

Он хотел сказать что-то еще, но тут гнусавый голос проговорил:

«Чикаго пасифик интертэймент представляет…» Следующие два часа пятнадцать минут мы смотрим на взрослую жизнь мексиканских братьев-близнецов. На словах «когда станешь ты старым и дряхлым, забывающим все стариком» мы со Славиком переглядываемся.

– Мелодрама, – поясняю я.

– Ааа, – почти понимает Славик.

Славин батя опоздал на полчаса. Но и мы не рассчитали заразности мексиканской жизни и погнали фильм сначала. Какая нужная эта кнопка «плэй»!

В пять тридцать у входной двери звякнули ключи. Славик рванул в прихожую, а я вместо квадрата нажал на вертикальное «равно» – и картинка с перекошенным лицом замерла. Секунда потеряна. Дальше по инструкции: подчеркнутый треугольник и красная. В это время Славик уже открывал дверь.

– А мы тут с Лехой… сидим.

– А чего ключи не достал?

– А если чужой кто, – по-взрослому ответил Славик. – Дверь-то не железная.

– Ну ладно. Сидите дальше.

Славин батя пошуршал пакетами и заглянул в комнату.

– Привет, Леш. Приводи к нам папу с мамой. Мы видик подключили, посмотрим что-нибудь из старенького.