Полина Луговцова - Курс на Арктур

После этого я ещё больше возненавидел Удава, а к велику даже прикасаться было противно. Неделю думал, что с ним сделать. Мама заметила, что я больше на нём не катаюсь, и даже прощения попросила, что накричала тогда. Сказала: «Бог с ними, с драными штанами! Я ведь за тебя испугалась. Иди, покатайся. Только будь осторожнее. Не гоняй уж слишком».

В общем, проехался я на этом велике до моста и оттуда его в реку сбросил. Стоял и смотрел, как исчезает в темной воде его блестящий хромированный корпус, чувствуя, что вместе с ним исчезают в груди колючки измучившего меня кактуса. Река проглотила велик и потекла себе дальше. Пошел и я – в парк, который как раз начинался за тем мостом. Тогда я впервые и увидел Кристю, чему в тот момент совсем не обрадовался.

Она сидела на моем Космическом холме и что-то рисовала. Раньше этот холм был нашим с папой секретным местом, а после того как папа исчез, я редко на него поднимался, но сейчас как раз собирался погоревать там в одиночестве и шёл, не глядя под ноги. Она первая меня заметила. То есть, она меня заметила намного раньше, но я этого не знал и не видел её до тех пор, пока на холм не взобрался, а иначе нашел бы себе другое место. Хотел даже сразу уйти, но она уже заговорила со мной:

– Привет, метатель велосипедов! – И рассмеялась так, что мне захотелось её толкнуть хорошенько да тоже посмеяться, глядя, как она с холма кубарем покатится вместе с мольбертом, красками и кисточками. Просто так уйти я уже не мог и огрызнулся:

– Твоё-то какое дело?!

И нарочно сел рядом прямо на траву, делая вид, что мне все равно. А она заговорила дальше, будто не видела, что я злюсь:

– Я бы свой велик никогда не выбросила, но у меня его нет. – И давай возить кисточкой по листу, пришпиленному к доске.

Я нарочно в её сторону не смотрел, разглядывая украдкой с помощью бокового зрения, которое у меня было не хуже прямого (мама говорит, что это из-за особенной формы глаз – астигматизма, то есть). Вначале-то я подумал, что мы одного возраста: она выглядела, как мои одноклассницы – наверное, потому что была очень худая. Не кормили её, что ли? И походила на чуднОго персонажа из старого мультика (не помню, как его там звали… такого, с огромными выпученными глазами и ушами-тарелками). Мультик дурацкий, я его видел только один раз, поэтому и вспомнить не могу. Чебо… Чиба… Чубарашка, что ли? Мама в детстве очень любила этот мультик и расстроилась, когда он мне не понравился. А я вообще не понял, как такое смотреть можно: облезлый какой-то и скучный. И порадовался, что в моем детстве не такие жуткие мультики.

Я сидел и думал, что бы такое обидное сказать этой девчонке, а она вдруг отложила кисточку, порылась в сумке и вытащила горсть конфет.

– Угощайся!

И улыбнулась так, что вся моя злость мигом куда-то исчезла. Я вообще-то к конфетам был всегда равнодушен, предпочитал картошку «фри» и наггетсы, вот их я готов был лопать, даже если не голоден, только мама редко разрешала, считала вредной едой. Так что даже не знаю, зачем я взял конфету, да еще и «спасибо» сказал. И ведь не собирался с ней знакомиться, но назвал свое имя, когда она сообщила, что ее Кристей зовут – сокращение от Кристины.

Вспоминая тот день, я с ужасом представляю, что было бы, если б я тогда свернул куда-нибудь, заметив её издали. Тогда бы вообще не было никаких шансов на спасение мира. Может быть, их и теперь нет, но благодаря ей я хотя бы знаю, что нужно делать. Только об этом потом.

А в тот день я ещё многого не знал. Просто сидел и жевал приторно-сладкую мармеладную конфету, то катая в руке скомканную в шарик оранжевую обертку, то расправляя её и в сотый раз перечитывая дурацкое название «Рыжая-бесстыжая». Забавно, что у Кристи были такие же рыжие хвостики, как у нарисованной на фантике конопатой девчонки.

Её рисунок на мольберте выглядел странно: расплывшиеся голые деревья под чёрным небом, а перед ними – часть озера, очерченная широкой жёлто-чёрной полосой, похожей на сигнальную ленту, какой полицейские ограждают место преступления. На поверхности озера виднелись какие-то знаки, нарисованные красным цветом. Присмотревшись, я разглядел в них буквы, как будто искажённые волнением воды. Они составляли два непонятных слова: NHЭТ AHOE. Я спросил, что это значит. Оказалось, она и сама не знала. Объяснила, что увидела всё это во сне, вот и решила нарисовать. И добавила, что этот рисунок ей совсем не нравится, но в нём может скрываться тайный смысл.

Я ей тогда, конечно, не поверил, но от её слов повеяло какой-то необъяснимой жутью. Да к тому же деревья на её рисунке были похожи на те самые не любимые мной клёны, что мы видели перед собой. Только они были подёрнуты зелёной дымкой, оттого что листья из почек уже полезли, а Кристя изобразила их совсем голыми. Но это были точно они: стволы так же искривлены, на одном – огромный нарост, будто из дерева голова чудовища высовывается, другое согнулось к земле, вот-вот завалится. У меня даже мурашки поползли, пока я их разглядывал.

Наверное, Кристе тоже стало неуютно, потому что она торопливо сняла рисунок с мольберта и стала махать им в воздухе, чтобы краска быстрее высохла. А тут ветер как дунет, листок из её рук и вылетел. Я вскочил, хотел поймать, но не успел, зато споткнулся о мольберт, и тот покатился вниз, громыхая. Вместе мы бросились за ним и одновременно схватили: Кристя – за одну половину, а я – за другую, и каждый к себе дёрнул. Хрясь! И щепки в стороны брызнули. Я готов был сквозь землю провалиться, думал, что сейчас она как начнет меня ругать, и уже готовил оправдания, типа, сама виновата, лучше надо было своё художество в руках держать, ведь из-за этого всё и вышло, а я-то как лучше хотел… Но она спокойно так встала, пошла обратно наверх и принялась складывать в сумку баночки с красками. Увидела, что я всё ещё сижу рядом с поломанным мольбертом, и крикнула:

– Да ну его, у меня другой есть! Мольберт ведь не велик, стоит недорого! А ты так и не объяснил, зачем велик в реку сбросил! – И снова улыбнулась. Мне тут же захотелось рассказать ей всё-всё, с самого начала.

И начинать пришлось с Космического холма. Вернее, с того, как мы с папой взлетали с него в космос. Повзрослев, я решил, что это была такая игра, но тогда и не сомневался, что всё по-настоящему: достаточно какое-то время посмотреть на ночное небо, потом зажмуриться покрепче, и вот ты уже паришь среди звёзд, в невесомости, а твое тело будто растворилось, рассеялось и больше не имеет к тебе никакого отношения, потому что ты теперь – нечто совершенно другое. Именно нечто – не человек, не живое существо, а сущность, состоящая из разума и энергии. Ты – часть окружающего пространства, звёздная пылинка, летящая в потоке космического ветра к далеким бескрайним галактикам.