Алекс Траум - Как спасать принцесс # 1. Волшебник Лагрикома

Правда бывает скользкой, неуловимой и почти всегда не такой приятной, как вам представляется. Словом, правда очень похожа на испорченную рыбу. Никто не знал наверняка, что с этим местом было не так, но кое-что не подвергалось сомнению: Безмолвных холмов боялись все.

И на одном из них стоял замок Лагриком, в котором жила принцесса Анелин. Это небольшое здание зловещего персикового цвета тревожило людей так, как не тревожили волки, разбойники и сборщики налогов, вместе взятые. Лагриком. Казалось, сами звуки этого слова сулили беду.

Король купил замок лет шесть назад у одного старого барона, чья личность сокрыта туманом, как холмы вокруг его владений. В своем первоначальном виде замок был пустой, весь в пыли и, убаюканный призрачным плачем, крепко спал под покрывалом паутины. Понадобилось много чихов, нервов и взмахов щеткой, чтобы привести Лагриком в порядок. Король видел в замке единственное место, где мог отдохнуть с семьей без посторонних глаз, ртов и ушей. И правда, кто мог побеспокоить его здесь? Единственные обитатели холмов, по слухам, давно лишились и глаз, и ртов, и ушей.

Так королевская семья провела в замке несколько на удивление мирных каникул, без паутинки мистики или скрежета тайны, что дало богатый материал не только для новых слухов и домыслов, но и для серии статей в «Оке Урсамона».

Потом Лагриком пустовал почти два года. Одни поговаривали, что король погрузился в дела по самую корону, другие – что это замок по шпиль погрузился в пучину тьмы. И быть может, только сквозняки продолжали бы гулять по пыльным коридорам, если бы не трагедия в другом замке – столичном Дарсене. Одной роковой ночью умерла королева Иреми́не и исчезла принцесса Катриэ́на. Король с тех пор сделался затворником и покидал столицу лишь однажды, когда перевозил свою вторую дочь, принцессу Анелин, в Лагриком.

Это всколыхнуло новую волну слухов, на этот раз вокруг таинственной принцессы. После той страшной трагедии минул уже год, а вторую принцессу никто не видел: король не устраивал балов и держал дочь за тридевять земель в про́клятом замке с крошечным штатом прислуги и безо всякой стражи.

Многие были уверены, что так казалось только на первый взгляд. Прислуга была вовсе не прислугой, а отлично тренированными боевыми магами. Лагриком был не хрупким маленьким замком, а неприступной цитаделью с бесчисленными ловушками. Необитаемые конюшни источали зловонный смрад из загробного запределья. Любого, кто попытался бы приблизиться к принцессе на сто шагов, ждали многообразные варианты мучительной и долгой, долгой, долгой смерти. Поговаривали, что принцесса Анелин и сама была не прочь поколдовать: именно ее темные чары и стали причиной необъяснимой смерти матери и последующего исчезновения сестры. Вот почему король наконец не выдержал и сослал ее в это нехорошее место, подальше от Кавальты.

Но главная тайна лежала буквально под ногами у обитателей замка. Это было темное пятно в виде человеческой тени на полу главного зала, у камина. Как слуги ни старались, избавиться от пятна не удавалось. Со временем к нему просто привыкли, оно стало такой же неотъемлемой частью замка, как, например, крыша. У пятна даже появилось имя – Длинная Тень. Его прикрыли ковром, но ноги Длинной Тени все равно торчали наружу, словно напоминая о том, что даже самые старые секреты невозможно скрывать вечно.

Что происходило в стенах замка, никто не знал, но всякий был готов рассказать. Так, окруженный дымкой легенд и слухов, возвышался Лагриком над холмами…

Говорят, жизнь похожа на зебру (и неважно, что никто в глаза ее не видел). Говорят, у нее есть белые и черные полоски. Иногда они похожи на ниточки, иногда – на ковровые дорожки. Иногда отличить черную от белой очень трудно – например, в кромешной темноте. А еще говорят, когда все идет как по маслу, не стоит расслабляться: вдруг кому-то вздумается это масло поджечь.

– Я и первую заметила.

Эпл вздрогнул и уронил газету.

– А? Что?

Манебжи указала взглядом на его руку и объяснила:

– Я говорю, я и первую спичку заметила.

– А, я это… просто хотел убедиться.

– Отличная ночь для нашего замысла! – Она тихонько хлопнула в ладоши с лукавой улыбкой.

– Я не нашел факел, но это должно подойти.

Она взяла у него из рук газету, повертела и кивнула с одобрением. Оторвав пару свитков, она вернула Эплу остатки и протянула руку за спичками.

– Ты что, прям сейчас хочешь поджечь? – удивился он.

Манебжи посмотрела на него так, будто это у него была зеленая кожа и беличий хвост.

– А ты как думал?

– Сарай же сгорит!

– Ну и что? Бочки сгорят – это главное.

– Слушай, мы же не хотим спалить все поместье. Давай оттащим бочки подальше да там и подожжем.

– Так мы полночи провозимся, и кто-нибудь может нас увидеть.

– Не такие уж они и тяжелые, справимся.

Она махнула рукой:

– Как хочешь. Твоя идея – тебе ее и растить.

Эпл пожал плечами:

– Ладно.

«Днем она была поприятнее, – подумал он. – Может, она такая, когда нет солнца? И человек без солнца звереет, а растительному созданию тяжело и подавно».

Он взялся за одну из бочек, крякнул, осторожно опрокинул ее на бок и покатил от сарая. Не прошел он и нескольких шагов, как услышал за спиной совершенно неожиданный звук: шипение разгорающейся спички. Он оглянулся: Манебжи поджигала свиток, который засунула между бочками. Но как ей это удалось, если спички были у него? Рука скользнула в карман – он оказался пуст.

– Ты что, в штаны ко мне залезла? – Садовник не мог поверить, что его так обманули. – Мы же договорились: откачу бочки и только потом…

Манебжи подожгла второй свиток и повернулась к Эплу.

– Неужели ты не понимаешь? Избавиться от краски мало. Нужно хорошенько проучить старого изверга.

– Да? А когда ты это придумала? Что-то я не припомню, как мы об этом толковали.

Манебжи раздраженно отмахнулась, словно садовник был назойливым комаром.

– В жизни есть решения, которые принимают за тебя, Эпл. Вот одно из них. Тебе лишь остается тянуться за ними, как стебелек за солнечным светом.

– О чем ты? – Он сделал пару шагов к ней.

– Не приближайся!

Эпл замер как вкопанный. Откуда столько угрозы в голосе? Откуда эти сверкнувшие глаза?

Манебжи отвернулась к бочкам и подула на догорающие свитки. Огонь, словно напитавшись ее дыханием, сложился в два красных бутона. Их лепестки раскрылись, и алчущие новой жертвы языки стали переползать по бочкам и въедаться в дерево. Сквозь щели между досками уже сочилась золотая краска. Не успела первая тончайшая струйка показаться, как она тут же загорелась и расплавилась, порождая новые языки.