А. Веабрана - Уходящий

Он силится открыть глаза и заговорить… Но вот ее лицо приблизилось – губы что-то произносят, и звуки сливаются в слова:

«Чем живешь ты, душа?

Кто тебя омывает ясностью чистой?

Дождь струистый.

Чем живешь ты, душа?

Кто тебя вдохновляет силой упорной?

Ветер горный.

Чем живешь ты, душа?

Кто тебя омывает памятью верной?

Мрак пещерный.

Дождь струистый?

Ветер горный!

Мрак пещерный!

Слезы —

дождь, что струится

неслышный, неспешный,

Ветер – бурное, рвущее сердце рыданье,

Мрак – томление скорби глухой, безутешной.

Дождь, и ветер, и мрак —

три стихии существования. *3

Сознанию возвращается необъяснимая ясность. Он видит мир, каким тот был в день сотворения… Прозрачное с разводами облаков небо… манящий журчанием ручей и пение птиц в вышине… и теплое, вселяющее в сердце радость, солнце!

Его взор возвращается к той, что склонилась над ним.

– Кто ты? – спрашивает он. – Отчего твоя песня так грустна и печальна?

И слышит в ответ:

– Я – твоя душа. Грущу о будущем и печалюсь о прошлом, забытом тобой… Помнишь ты был камнем на берегу далекого моря? Соленые волны издали темные и грозные, робко заискивая перед тобой, что-то шептали, а те, что были смелее, рассыпались тысячью брызг, обдавая тебя прохладой. В ответ – от избытка ли чувств?! – ты дарил им по песчинке на память… Помнишь, как ты возродился стремительной птицей?! Независимой, бесстрашной и гордой высотою своего полета!

Я вижу каждое твое превращение. Оно поднимало тебя все выше и выше над миром, обогащая познанием как все свершается в нем. А когда настал миг – на немыслимой высоте – время замерло. А ведь казалось когда-то, что власть его безгранична! И пространство низверглось в кромешную бездну – ты в нее заглянул и увидел себя… Но каким?! На оболочке Я проступали, меняющиеся местами и цветом, хитросплетения таинственных знаков желаний и воли. Вместе с ними преображались лицо и строение тела… Это было потрясающее зрелище с нескончаемым действием, в котором герой одновременно представлялся во множестве ролей и обличий!

И тогда в твоей голове прозвучало тысячеголосое – почему? Почему я не знаю, что делаю, когда делаю не то что хочу? Почему я не знаю себя? Почему я люблю? Почему я страдаю?

Так ты приоткрыл тайну своего существа: нашу с тобой разделенность и неудержимое стремление к воссоединению. Даже когда смерть приходит на землю, чтобы разлучить нас, ты превращаешься в прах, а я в мраке безутешной скорби по памяти слез и боли сердца нахожу тебя и возвращаю к существованию! И весь мир оживает вместе с тобой и вновь восходит солнце – Солнце нашей любви!

Последних слов путник не слышит – он опять погружается в сон…

По окончании рассказа Айви заметил в моих глазах испуг.

– Тебе было страшно?!

Я промолчала, и он по-мальчишески глупо улыбнулся. А для меня его сон был откровением и знаком беды. Я поняла, как сильно его люблю, и что любовь моя обречена.

Так и случилось. Пришло время и Айви ушел, оставив о себе воспоминания и письмо, которое до сих пор смущает мое сердце. Вот оно:

«Дорогая Анна!

Я уже в пути. Поверь, мне не легко было решиться… Знаю одно – так надо. Расстаюсь не потому, что с тобой было плохо… Напротив, когда ты рядом, я чувствую себя значительнее и сильнее того, кем являюсь на самом деле. Поэтому уверен, ты достойна лучшего избранника… А я, чтобы испытать себя и узнать чего я стою, ухожу в Дозор. Прости меня!

Целую, твой Айви».

Такое вот прощание… Все ясно и понятно. Уму. Он говорит: «Да, такова жизнь – вы были юны… Прости его и смирись с судьбой!»

Да только кто ответит моему сердцу? – «Почему?!»

***

В те годы наш отряд охранял рубежи герцогства на западной окраине Былого леса. После того как его владычица навсегда покинула землю, а ее подданные тролли перешли на службу к правителю Нашего Края, этот лес стал пристанищем Призраков Врага.

С наступлением темноты эта нечисть время от времени пыталась проникнуть во владения его высочества, но путь ей преграждал Дозор – своего рода живой щит.

Что это была за служба? Конечно, не мед, если каждый второй доброволец, оставшийся в живых после встречи с призраком, возвращался домой. Так что народ в отряде отбирался особый. Возглавлял Дозор пожилой воин отважный и мудрый, спокойный и решительный – он был воплощением качеств доброго родителя, его так и звали – Родимый.

Помимо командира и его правой руки – проводника эльфа, отряд насчитывал еще с десяток воинов троллей, готовых без колебаний встать на защиту герцога и Края. Среди них Айви выделялся тем, что на привалах играл на свирели, или между делом напевал вполголоса. При этом оружием он владел искусно и хладнокровно.

Примечательно, но к нему сразу привязалось прозвище «Темная лошадка». Уж очень по душе Айви была баллада о черном коне, от которой не у меня одного пробегали по телу мурашки. Судите сами – вот ее зачин:

Был черный небосвод светлей тех ног

И слиться с темнотою он не мог.

И дальше:

В тот вечер возле нашего огня

Увидели мы черного коня.

Не помню я чернее ничего.

Как уголь были ноги у него.

Он черен был, как ночь, как пустота.

Он черен был от гривы до хвоста.

Но черной по другому уж была

Спина его, не знавшая седла.

Недвижно он стоял. Казалось спит.

Пугала чернота его копыт.

Он черен был, не чувствовал теней.

Так черен, что не делался темней.

Так как полуночная мгла.

Так черен, как внутри себя игла.

Так черен, как деревья впереди,

Как место между ребрами в груди.

Как ямка под землею, где зерно.

Я думаю внутри у нас черно.

Но все-таки чернел он на глазах!

Была всего лишь полночь на часах.

Он к нам не приближался ни на шаг,

В паху его царил бездонный мрак.

Спина его была уж не видна.

Не оставалось светлого пятна.

Глаза его белели, как щелчок.

Еще страшнее был его зрачок.