Вадим Кучеренко - И день за днем уходит детство

Армия повстанцев, в рядах которой сражался и я, дружно и без страха атаковала крепость, где засели правительственные войска. Но при этом мы несли огромные потери. Наши ряды таяли с неимоверной быстротой. Сашку Суслова расстреляли, как в тире, в него попало не меньше десятка снежков, прежде чем он нашел укрытие за большим сугробом. На Лешку Сизова, которому удалось добежать до главных ворот крепости, сверху свалили целую глыбу снега, и он, не удержавшись на ногах, упал. С меня сбили шапку, а когда я начал ее поднимать, снежок, твердый, как камень, пребольно врезался мне под левую лопатку, точно меня укололи шприцом. Не знаю, как насчет пользы, а прыти он мне прибавил ощутимо. И я позорно отступил на недосягаемое для прицельных выстрелов расстояние, к футбольным воротам. К тому времени наша очередная атака окончательно захлебнулась, и все повстанцы собрались там же.

Я забыл сказать, что и армия повстанцев, и правительственные войска были рекрутированы из учеников 6 «а» класса городской средней школы номер 45, а крепость мы построили своими руками, конечно, при помощи совковых лопат. Накануне, в воскресенье, выпал снег, который засыпал всю школьную территорию. И по распоряжению Антонины Ивановны, директора школы, учеников тех классов, у которых в этот день по расписанию был урок физкультуры, посылали на уборку снега. Нашему 6 «а» повезло, и нам достался школьный стадион. Снег мы быстро сгребли в одну кучу, вышла очень даже внушительная гора, а до конца урока оставалось еще полчаса. Можно было, конечно, на радость нашему физруку, Андрею Валентиновичу, успеть сдать зачет по бегу на сто метров, но это был худший вариант развития событий. Незамедлительно включилось воображение и… В общем, как говорит моя мама, грех было не использовать такой случай. Правда, папа обычно сердится, когда слышит это от нее, а я не могу понять, почему. Наверное, я, разрешая давний спор своих родителей, должен признать, что пошел в маму, потому что предложение превратить бесформенную кучу снега в снежную крепость исходило от меня. По истории я имею твердую пятерку, и мои знания очень помогли, когда надо было быстренько придумать несуществующее государство, раздирающие его общественные противоречия и повод для конфликта между его гражданами. Вышло довольно таки убедительно и, разделившись на приверженцев существующего правительства и недовольных им повстанцев, мы объявили друг другу войну, нимало не смущаясь тем, что каждая из армий насчитывала всего по семь человек. Ведь и спартанцев под Фермопилами было не больше трехсот, но они сумели противостоять несметным ордам персидского царя Ксеркса. Как говорил великий русский полководец Суворов, воюют не числом, а уменьем.

Но это все была теория. На практике же всемером захватить крепость, в которой находилось такое же количество защитников, оказалось невыполнимой задачей. Я хорошо знаю историю, но плохо – военное искусство, и потому мне было неизвестно правило, по которому солдат, атакующих вражеский бастион, должно быть, как минимум, втрое больше осажденных. Иначе их ожидала та же участь, что и армию повстанцев из 6-го «а», могу заверить, очень болезненная. Снежки – это не пули, но при попадании в цель, которой служат твои голова, грудь и прочие части тела, об этом как-то забывается.

Поэтому я уже был готов предложить сдаться на милость осажденных, и уверен, что меня охотно поддержали бы и Сашка Суслов, и Лешка Сизов, и особенно Паша Уваров, бывший по природе своей ярым пацифистом, чему немало способствовали его малый рост, неимоверная худоба и очки с невероятно толстыми стеклами на крошечной переносице, когда, неожиданно для всех, на самой высокой башне снежной крепости показался предводитель армии наших противников Генка Коркин и обратился к нам с такой речью:

– О, вы, несчастные потомки игрою счастия обиженных родов! Внемлите мне и трепещите!

Разумеется, Генка хватил через край. Начать с того, что он был плагиатор, ободравший, как липку, других авторов. Кроме того, незачем ему было так нас унижать перед девчонками, которых мы принципиально в свои ряды не допустили, памятуя о возможных на войне увечьях, но не смогли и прогнать, и они, шумной стайкой, как воробьи, облепив близлежащие скамейки, с интересом наблюдали за нашими военными действиями. Но Генка есть Генка, и ему многое позволено, во всяком случае, в нашем классе.

А он, сделав для пущего эффекта небольшую паузу, продолжал:

– По древнему обычаю, чтобы избежать кровопролития, судьбу сражения могут решить два сильнейших воина, сразившихся друг с другом. Если среди вас найдется такой, я вызываю его на поединок. И да свершится не легкий бой, а тяжелая битва!

И это тоже было чересчур. Конечно, в чем-то Генка был прав. Но его первый юношеский разряд по боксу вынуждал нас если не протестовать, то молча не соглашаться с этим великодушным предложением. Никто не решался переступить черту, за которой его ждали поражение и позор. Все понимали, что Генка шутить не будет, наоборот, постарается выиграть поединок как можно унизительнее для противника, потому что с одной из ближних скамеек на него с восхищением щурила свои голубые глазищи самая красивая девчонка не только нашего класса, но и всей школы, Светка Зимина. И я ее понимал. Действительно, в эту самую минуту Генка был достоин восхищения – без шапки на голове, с кудрявыми черными волосами и сверкающими карими глазами, мужественный и бесстрашный, бросающий вызов испуганной толпе.

– Ха-ха-ха! Трусливая презренная орда! – насмехался тем временем Генка над нами. – Дрожащие коленки ваши простую мысль подсказывают мне – мой вызов вас страшит!

Но понимал я также и то, что в самом скором времени меня ждет унизительный позор, потому что моя дурацкая гордость не позволит мне оставить без ответа наглый вызов Генки. Не то, чтобы я хотя бы на мгновение усомнился в исходе поединка, но и мамины гены, как говорится, в карман не спрячешь. Она бы не стерпела и десятой доли того, что уже наговорил Генка, это я точно знаю. Во всяком случае, папе никогда не удается сказать и двух слов, если он в кои-то веки соберется возразить маме. Их разговор тотчас превращается в монолог, ежу понятно чей. И уже через пару минут папа, опять-таки по меткому выражению мамы, предпочитает ретироваться в свою раковину, как улитка. По характеру я совсем не такой, как папа. В него я пошел только ростом, костлявостью и узкими плечами, делающими меня похожим на шестиклассника-недоростка или улитку-переростка, это как вам больше нравится. Мне лично – ни то, ни другое, но с самим фактом собственного физического несовершенства я все-таки вынужден мириться. А что делать? Гены! С ними уж точно не поспоришь.