Галина Кимстач - Воплощенная мечта

Мама открыла дверь. В глаза ей брызнул яркий свет фонарей, закрепленных на шлемах воплотителей.

– Что же это вы нарушаете, мечтательница!

– В каком смысле?

– В прямом смысле. Ребенок ваш где?

– Спит давно.

– Не лгите! Знаете же, что обман чреват каранием. Где ребенок?

Один воплотитель остался стоять у двери и освещал коридор фонарем, закрепленном на лбу, а также фонарем в руке, а другой ударом ноги распахнул дверь сначала большой, а потом маленькой комнаты, где лежала Аня, накрывшись одеялом до глаз, и тряслась от страха. Тот, что открыл дверь, достал из кармана блокнот и ручку и грозно спросил:

– Имя?

– Мое?

– Ребенка сначала.

Мама почему-то замялась с ответом, и Аня из-под одеяла первая громко произнесла: "Анна".

– Фамилия?

Обе хором сказали: "Сорокина".

– Ваш талон нарушений! – обратился мужчина к матери.

Мама порылась в сумке и подала ему какую-то бумажку. Воплотитель направил фонарь на эту бумажку и с ехидством произнес:

– Ну, что, гражданка Сорокина, третье нарушение меньше чем за полгода. Принудработы вам определенно обеспечены. Сейчас актик составим…

– Может, не надо никакого актика? – взмолилась мама. – Ну, пожалуйста! Мы ведь никогда не нарушали комендантский час, это в первый и последний раз, клянусь вам.

Аня видела, как она сунула что-то в карман куртки воплотителя.

– Ну, ладно, на первый раз так и быть, прощаем. Внимательней надо за своими детьми следить, мечтательница, не оставлять без надзора! Всего хорошего!

Они развернулись и ушли, с такой силой хлопнув дверью, что она не закрылась, а упруго отскочив от дверной коробки, с грохотом стукнулась о противоположную стену лестничной площадки. С потолка в коридоре со стуком посыпалась побелка.

– Пронесло, – облегченно вздохнула мама, аккуратно закрывая дверь на замок. – Однако двести кругликов как не бывало. Ладно, одевайся, отведу тебя домой. Может, твои родители мне заплатят. Кстати, откуда ты знаешь, как моя фамилия? Разве мы знакомы?

– Мама, – испугалась Аня, – ты что, с ума спятила? Родную дочь не узнаешь? А папа где?

– Так, девочка, все, прекратили. Я, чтобы ее выручить, почти четверть зарплаты на взятку истратила, а ты какую-то чепуху несешь.

– Мам, ты чего? Я, конечно, виновата, что без спросу уехала с Андреем, ты можешь меня наказать, в угол поставить, выпороть даже, если так сердишься. Но отказываться от родной дочери?!

– С каким Андреем? Куда уехала?

– Что, ты и от Андрея отказываешься? От собственного сына? От семейной гордости? А от него-то за что? Он-то ведь с вашего согласия уехал. Если бы ты только знала, мама, что с нами произошло!

– Девочка, – устало сказала мама, – мой сын Андрей геройски погиб три года назад при воплощении мечты. Не надо так зло шутить.

– Чепуха какая-то! Как он мог погибнуть три года назад, если еще несколько часов назад он был цел и невредим?! Мы ведь всего-то вчера днем уехали. А папа где? Пусть хоть он скажет, что тут у вас за это время произошло? Какие-то воплотители, круглики какие-то вместо рублей. Что за круглики-то?

– Да ты и впрямь с Вентуры свалилась!

– Во-во, и все про какую-то Вентуру непонятную талдычите. Это что еще такое?

– Ах, она не знает, что такое Вентура?!

Мать довольно зло схватила ее за плечо, подтащила к окну и открыла шторы.

– Что, не узнаешь? Полюбуйся. Вон она сегодня какая яркая!

Девочка посмотрела в окно и с ужасом увидела в небе две луны: одну обычную, полумесяцем, а другую огромную, занимающую чуть не полнеба и вдобавок неправильной формы. Как груша, от которой сбоку откусили кусочек.

– Ой, мамочки, что это? Это и есть Вентура? Это что же, получается, я не на Земле, что ли? А ты получается, и не мама вовсе?!

Аня вытянулась в струнку, напряглась и завизжала. Визжала она так громко и на такой высокой частоте, что у мамы, то есть, оказывается, не у мамы, а только удивительно похожей на нее женщины, заложило уши, а на глазах выступили слезы.

"Мама" какое-то время очень растерянно смотрела на визжащую Аню, а потом прижала ее к себе и сказала, поглаживая по спинке:

– Все, все, миленькая, успокойся, пожалуйста. Не понимаю, в чем дело, только не ори. У нас слышимость сильная. Сейчас соседи вызовут воплотителей. А у меня нет больше денег на взятки. Ложись-ка ты лучше спать. Завтра будем разбираться.

Аня перестала визжать, но все еще дрожала, и слезы лились рекой.

"Мама" заставила Аню выпить успокоительные капли и уложила в кровать. Посидела с ней рядом на краю постели, пока девочка не уснула. Выходя из комнаты, женщина оглянулась, увидела торчащий из-под кровати кусок Анькиной куртки и вытащила оттуда всю ее одежду. Она заметила, что рукав у куртки порван, и подумала, что надо бы его зашить. Материал куртки показался ей странным на ощупь, поэтому она решила рассмотреть все как следует и взяла с собой в большую комнату.

Свитер и брюки, которые тоже были явно не местного пошива, она пока отложила в сторону и сначала ощупала куртку. Очень странный материал. А в карманах оказалась куча очень странных вещей, назначение которых ей было совершенно непонятно. Более или менее понятным было только небольшое портмоне, по-видимому, с монетами, но чужими, и прямоугольными бумажками, на которых были надписи: 50, 100, 500 рублей. Ни одного круглика. Зато было несколько бумажек с надписями на иностранном языке. Что-то похожее она видела по телевизору, за их хранение давали до 10 лет тюрьмы. Надо спрятать подальше. Нет, лучше сжечь. Неужели же эта девочка вражеская шпионка? Хотя вряд ли враги детей малых будут посылать, да еще с такими уликами. Не такие же они все-таки дураки, как в телевизоре показывают.

Еще в портмоне были какие-то непонятные блестящие карточки, карточка для проезда на московском метро, тоже непонятная, так как в метро пускают безо всяких карточек. Школьный проездной билет для проезда на автобусах города Обнинска. Насколько ей известно, никаких особых билетов для проезда школьников в автобусе не бывает. Школьники, как и все остальные, ездят в автобусах бесплатно.

И вдруг под карточками она увидела фотографию, которая сразила ее наповал. На маленькой цветной фотографии была изображена она, Татьяна Сорокина собственной персоной, улыбающаяся своему мужу Владимиру, на коленях у которого сидела эта странная девочка Аня. А сзади стоял их сын Андрей и тоже улыбался, положив руки на плечи отцу и матери. Татьяне кровь бросилась в лицо, застучало в висках.

– Да что же это такое? Я ведь не сумасшедшая. И памяти никогда не лишалась. Не было у меня никогда никакой дочери. И цветных фотографий у меня тоже никогда не было. Может, это просто вражеский монтаж?

Татьяна придвинула к себе свечку и более пристально всмотрелась в фотографию. Вся их семья была одета во что-то летнее, яркое, на ее взгляд очень неприличное. У нее самой, например, блузка была с таким огромным вырезом, что еще чуть-чуть, и грудь вывалится. В такой на улицу выходить нельзя: сразу оштрафуют и в талоне нарушений дырку пробьют. Нет, все-таки это не Сорокины. От этих, на фотографии, просто разило уверенностью в себе и беззаботностью. И лица у всех такие свежие, румяные, от хорошего питания, наверно. И у Андрея никогда не было таких накачанных мышц, того и гляди, футболка лопнет. И выглядит он несколько старше того Андрея, каким она его запомнила. А с другой стороны, слишком уж все эти, на фотографии, похожи на Сорокиных. И девочка ее за маму признала. И фамилию назвала, и про Андрея с Владимиром знает. И живы они, говорит. А что такое Вентура и круглики, не знает.