Илья Ермаков - Святые с улицы Бримо

Иногда несовершенное делает все остальное совершенным

«Теория Большого взрыва»

Благо богов – это ветер, он надувает паруса, но и подымает бурю

«Волны гасят ветер», А. и Б. Стругацкие

– Исповедь – первый шаг к отпущению грехов. Покайтесь в своих скверных делах, и будет прощено вам. Помолитесь Создателю, и он услышит вас. Не отвергайте Творца своего, а примите его в сердце свое.

– Я грешен, отче…

– Как и все мы. Исповедуйтесь, сын мой. Здесь вы можете рассказать мне обо всем, что вас тревожит, и клянусь вам именем Святого Лазаря – никто не узнает о прегрешениях ваших. Говорите с Создателем через меня.

В воздухе витали приятные нотки розмарина. Свечи с этими благовониями являлись неотъемлемой частью Церкви душепопечительства на улице Бримо.

– Я запутался, пастор Джозеф. Я блуждаю в темном лабиринте собственного обмана и незнания. Я не могу найти выход. Я делаю все, что в моих силах, но этого постоянно мало.

– Говорите, сын мой, продолжайте. Не останавливайтесь.

– Ноша отцовства дается мне слишком тягостно. Я не справляюсь с теми трудностями, что посылает мне Создатель.

– Каждый из нас нуждается в помощи. В жизни у всех нас наступают времена, когда мы не в силах противостоять трудностям в одиночку. Для этого и есть родные, близкие и друзья. Ты не одинок, сын мой.

– И все же я одинок, пастор Джозеф.

– Что вас так гнетет?

– Моя дочь… и ее судьба.

Их разговор являлся священным таинством. Зал Церкви этим утром оказался совсем пуст, и только робкий шепот собеседников доносился из исповедальни.

– Император Селиван Леконт? Это вы?

– Вас не обманешь, пастор Джозеф.

Пастор Джозеф, осознав то, кого он имеет честь исповедовать, внезапно замолчал. К нему в Церковь приходили разные люди, но самого Императора он принимает в своей исповедальне впервые.

– Я хотел проникнуть в Церковь инкогнито и остаться никем незамеченным до возвращения во Дворец. Но вы меня раскусили, пастор Джозеф.

– Вы не были обязаны скрываться, Ваше Величество.

– Я хотел явиться в исповедальню простым грешником, лишенным заслуг и лавров, которые получил при жизни. Ни статус, ни фамилия не должны иметь значения для вас, пастор Джозеф.

– Вы правы, Ваше Величество. Именно все так и есть. Если вы хотите исповедаться, то я с радостью приму и выслушаю вас.

– На самом деле, пастор Джозеф, я пришел просить совета.

– Совета?

– Да… Совета, касающегося моего отцовского поведения и воспитания дочери.

– Принцесса Мария? У вас с ней возникли разногласия?

– Каждый день, пастор Джозеф. Не проходит и дня, что мы не поругались или не поссорились с ней. Я чувствую себя плохим отцом. Я не хочу кричать на собственного ребенка. В особенности… учитывая то положение, в котором она находится.

Ни для кого не был секрет, что наследница престола, дочь Императора, принцесса Мария Леконт… беременна.

Вопрос о том, кто же является отцом еще не рожденного ребенка, остается открытым.

Это известие поставило жуткое клеймо на всю Императорскую семью и опорочило ее честь. Никто не винит самого Императора, ведь каждому известно о своенравности и распущенности непутевой дочери-принцессы.

– Император Селиван, не забывайте, что я не только пастор в нашей Церкви, но также, по совместительству, являюсь душепопечителем. Вы можете говорить со мной не только, как с пастором. Вы имеете полное право открыться мне, Ваше Величество. Если вам будет удобно, то мы можем открыть створки, отделяющие нас.

– Да, пастор Джозеф. Пожалуй, мне так будет комфортнее.

Пастор Джозеф открыл окошко и одернул алую шторку, отделяющих его от той маленькой комнатки исповедальни, в которой сидел Император. Сейчас же они наконец встретились взглядами впервые за все время беседы.

Император в возрасте сорока пяти лет предстал перед пастором Джозефом в черном строгом костюме, белой рубашке и с серым галстуком. Каштановые волосы Селивана аккуратно гладко зачесаны назад, волнистые локоны обрывались у самых плеч. Щеки и подбородок Императора украшала гладкая борода, сливаясь с усами. Шея, в свою очередь, полностью выбрита. На пастора Джозефа смотрели влажные карие глаза несчастного человека.

– Пастор… я никогда прежде не испытывал столь жуткой боли с тех самых пор, как скончалась Императрица, когда в очередной раз вынужден ругаться со своей дочерью.

– Никто не обещал, что бремя отцовства будет легким. Зная о вашей ситуации, я могу сказать, что ваш случай является исключительным. Если мы перейдем с вами на простой человеческий язык…

– Да! Да, пастор Джозеф! Мне бы очень этого хотелось! Прошу, говорите со мной, как с добрым другом, а не как со своим Императором. Мне очень не хватает подобных бесед! Лишь к вам я мог пойти в такой тяжелый час…

Пастор Джозеф одарил Селивана теплой улыбкой и кротким кивком.

– Ни для кого не является секретом сложный характер вашей дочери. Мария, правда, непростой ребенок…

– Говорите все прямо, пастор Джозеф! Она – настоящий демон! Мой маленький дьябло!

– Ох, не стал бы я так высказывать о крови своей, Император Селиван…

– Но иных слов я не могу подобрать, пастор Джозеф! Да простит меня Создатель, что я говорю о родной дочери, как о бесе! Ее просто невозможно контролировать! Она вообще не слушает! Никого не слушает! Главное – она не слушает меня!

– В ее возрасте и в ее положении это вполне естественно. Вы должны это понимать. Скажите, вела ли себя так Мария при жизни Императрицы Амелии?

Император задумался.

– Нет… богом клянусь я никогда не видел ее такой! И слова скверного никогда не слышал из ее уст! Она… она была примерным и покладистым ребенком!

– Из этого мы делаем простой вывод, что смерть матери – одна из основных причин, которая повлияла на изменение поведения Марии. Как вы думаете, что еще могло являться причиной такого протеста?

Селиван отвел взгляд в сторону. Пастору Джозефу показалось, что Император никогда даже не задумывался о подобных вопросах.

– Она стала такой после первого побега из Дворца. Мы тогда сильно поругались с ней, и она убежала. Когда Мария вернулась, то она… стала совсем другой.

– Вот мы нашли с вами еще один рычаг, изменивший поведение и личность вашей дочери. Вам так и не удалось выяснить, куда она сбегала?

– Нет… я посылал шпионов. Они не нашли ее. Однажды Мария сама обнаружила шпионов, которые следили за ней. У нас случился громкий скандал. С тех пор мне даже страшно отправлять за ней слежку, когда она сбегает из Дворца.

Народ знал о побегах принцессы Марии из дома. Именно после одного из таких похождений принцесса вернулась во Дворец к отцу со второй жизнью под сердцем.