Александр Каменецкий - Калинов мост. Трилогия

Посижу ещё, пусть кот там бесится. Я машинально стал стряхивать листья расчищая себе больше пространства. Так, а это что? В трещине коры что-то тускло блеснуло. Я смахнул остатки листвы, с неохотой развернулся, встав на коленки, и заглянул в глубокую складку. Ну, если это не железное яйцо, то я тогда – птица Сирин или, вернее, птица пингвин. Да что же это такое?! Может, я таких яиц уже не один десяток мимо прошёл. Кот не мог толком сказать? Разгребай, мол, листву и в каждую щель заглядывай. А то – смотри внимательно и всё. Что за жизнь?! Сначала намучаешься до изнеможения, потом только сообразишь. Так. Надоело всё! Хватай яйцо, и валим отсюда! Стоп-стоп. Что-то я и взаправду устал, перестал соображать. Куда ж это я руки тяну?! Кот же ясно сказал, руками не мацать.

Я достал из кармана заготовленную тряпицу, накрыл щель и попытался вытащить яйцо. Ага, сейчас! Яйцо провалилось довольно глубоко, я до него еле дотягивался, а щель не давала простора, чтобы крепко его схватить. Пальцы нащупывали округлый бок сквозь холстину, но никак не могли ухватить, соскальзывали. Да вот же скотина! Я сел рядом с гадкой щелью, вытер со лба пот. Видит око, да зуб неймёт. Как его оттуда выковырять? Ни палок, ни щепок под рукой. Может, пальцами бы и ухватил, но ткань мешает, а кот строго-настрого предупреждал – руками не трогать. Знает, должно быть, что говорит.

Ещё минут пятнадцать я старательно пытался ухватить мерзкое скользкое яйцо и вытащить его наружу. Уж сколько «лестных» слов я сказал о Яге и Баюне, лучше не пересказывать. Отчаявшись, я опять сел и отдышался, успокоился. Нужно что-то придумать, по-другому не получится. Как назло, под рукой ничегошеньки нет. Эй, как это нет?! Склероз у тебя? Рановато, вроде бы. Нож с резной ручкой, Велесу посвящённый. Кот строго наказывал руками не трогать, а про ножик ничего не сказал. Это же не руками. Э… наверное, можно? Этот чёрный разбойник мог бы не прятаться, а со мной пойти, сейчас бы подсказал. А так – сам виноват!

Я достал нож, примерился и замер. Так-то, конечно, так, кот сам виноват, а отдуваться-то мне придётся. Кто знает, что случится? Не зря же он холстину мне выдал. Эх, была не была! Не вижу я другого решения. Я аккуратно поскрёб ножом древесину, стараясь расширить щель и не задеть яйцо, дуб почти не поддавался, и толку от моих стараний не было никакого. Я так могу ещё неделю ковыряться. Всё! Надоело! Я сунул нож между корой и железным боком яйца, надеясь подцепить и выковырнуть добычу наружу. Но только ножик коснулся серого тускло поблёскивавшего бока, как воздух вокруг словно взорвался гулом и звоном. Я будто бы оказался внутри огромного колокола, по которому старательный звонарь лупил что есть дури. Никакие восковые пробки в ушах не спасли потому, как вокруг меня всё пространство ощутимо вибрировало и гудело, я слышал, нет, чувствовал звук всем телом. Я не удержался на ногах и растянулся, едва не сверзившись с корня вниз. Всё, что я успел – прикрыть голову локтями, но это совсем не помогло, звон и гул пронзали меня насквозь, и когда я уже почти потерял сознание, звон так же внезапно оборвался.

Вместо звона поднялся ураганный ветер, понёс, закружил опавшие листья. Я свободной рукой судорожно цеплялся за дубовую кору, другой же с зажатым в кулаке ножом прикрывал глаза. Не знаю, как меня не сдуло, но факт налицо. Я остался на месте и, когда ветер вскоре утих, отнял руку от лица, оглядываясь, пытаясь понять, что же произошло. Упс! Вот это и называется попасться с поличным! Назвать существо, которое сидело в нескольких метрах передо мной, птицей, у меня язык не поворачивался. Хотя, несомненно, к птичьей породе оно имело прямое отношение. Две птичьи лапы воткнули острые когти в корень дуба, содрав местами кору и оголив желтовато-белую древесину. Лапами, телом, серым в крапинку оперением, огромными крыльями это была безусловно птица, но на птичьих плечах сидела женская голова с прекрасным девичьим нежным лицом. Так! Алконост чёрной должна быть, выходит, сама птица Сирин ко мне пожаловала. Не зря кот про цвет перьев ничего не сказал, как тут опишешь? Серые? Пёстрые? Нет, не то. Вот филина видели? Такого, у которого перья не сплошь серые, а пёстрые, в крапинку? Вот такова была и птица Сирин. Да и вообще, если бы не женское лицо, она была бы похожа на сову размером с двухэтажный дом. Да уж! Здоровая птичка! Этакая птица Рух 25 25 Рух – в средневековом арабском фольклоре огромная (как правило, белая) птица размером с остров, способная уносить в своих когтях и пожирать слонов. Самое заметное описание находится в сказках «Тысяча и одна ночь». , которая питается слонами. А яйца обыкновенного размера, как у обычной курицы, как в магазине продают. Странно.

Я разглядывал Сирин, а Сирин разглядывала меня по-птичьи, чуть склонив голову на бок. Мне ничего не оставалось, только ждать, бежать совершенно бессмысленно, она же легко нагонит, тем более у неё крылья. А она действительно очень красивая. Я про лицо говорю. Конечно, девичье лицо на птичьем теле смотрелось не слишком… как бы это сказать, привычно, но лицом она была настоящая красавица. Нет, вот реально, можете мне поверить. Мало кто бы остался равнодушным.

Сирин мягко улыбнулась и что-то сказала. Точнее, я видел, как шевельнулись её губы, но ничего не услышал. Я оглох после страшного колокольного звона? Уф, нет. У меня же уши воском заткнуты. Птица на мгновение нахмурилась, повела крылом, и я почувствовал, как воск в моих ушах расплавился и вытек наружу. При этом жара я не ощутил и испугаться не успел. И на том спасибо.

– И кто же ты такой? – спросила птица Сирин с очаровательной печальной улыбкой.

Вот не скажу, что девчонки могут из меня верёвки вить. Умный я, все их уловки вижу. Могу подыграть, а могу и послать. Ну, так мне всегда казалось. Но улыбка Сирин действовала на меня почти гипнотически. Неужели среди обычных девчонок можно встретить столь прекрасное лицо? Божественная красота – вот правильное описание. Эй, очнись, она же вопрос задала.

– Иван, – представился я.

– Иван-царевич, должно быть?

– Нет, просто Иван, – ей я готов был простить всё, но всё же почувствовал укол ревности. Всем им царевичей подавай.

– Что ж ты, Иван, – с лёгким упрёком сказала Сирин. – Хотел железное яйцо украсть?

– Я… я не специально… я…случайно… – забормотал я, чувствуя, как к моим щекам приливает жар, должно быть, я отчаянно покраснел. – Я не хотел.

– Верю, – рассмеялась Сирин, – Верю, что не хотел.

Я почувствовал ещё одну волну ветра со спины и сверху и оглянулся. На ветке дуба примостилась чёрная как смоль гигантская птица с человеческим лицом, сложила крылья. Вот и Алконост пожаловала, с тоской подумал я. Вот сразу видно, что они родственницы. Хоть и не похожи совершенно, а не ошибёшься. Алконост была красива совершенно по-своему. У меня голова пошла кругом.