Юлия Линде - Литеродура

К чему я эту бодягу рассказываю? Именно благодаря концерту познакомились мои родители. Нет, они были по разные стороны баррикады, а баррикад в те годы много было… С одной стороны – бунтари и маргиналы, эпатирующие общество зелёными волосами, драными джинсами и косухами с тонной железа, с другой – гопники, любера, законопослушные граждане – совковый планктон… Революционные годы… Тогда все были против всех: неформалы против гопников, любе-ров и скинов, рокеры против панков и металлистов, фаны-питерцы против фанов-москвичей, фанаты-старички против фанатов-новичков, и все скопом против ментов. Ментов презирали, ненавидели или как минимум награждали нецензурными словами. Впрочем, к концу нулевых великое противостояние сошло на нет: или времена стали спокойнее, или радикальные группировки постарели…

Мама говорит, что ментов (или мусоров ) не любили просто за то, что они являлись представителями власти, а прогрессивную молодёжь тошнило от любой власти, недаром у них был популярным лозунг: «Анархия – мать порядка». Видимо, настолько плющил их совок, что уже никакой страны не хотелось. Потерянное, как говорится, поколение. Сейчас тоже не шибко ментов любят, но тут уж извините: какой народ, такая и полиция. Не с луны же полицейские падают, а в том же обществе выращиваются.

В общем, мама насобирала на Арбате денег на очередной билет на «ДДТ» и почему-то прямо с гитарой потащилась на концерт. Наверное, не успевала зайти домой или по дороге решила подработать. Купила в кассе билет, а на сдачу – чизбургер с фантой. Ну, сидит себе в сквере у Горбушки [4] Г о р б у ш к а – ДК Горбунова, один из самых известных залов в Москве, где проходили рок-концерты. , жуёт. Встретилась со своими. Свои встретили чужих – питерцев. Время от времени московские забивали стрелы питерским и наоборот, – типа дуэли, но если без вызова, без предварительной договорённости, то назывался этот обряд махач . Видимо, силами мерились: стенка на стенку и прочие народные забавы; царство на царство и народ на народ – классика смутного времени.

Мама сроду в потасовках не участвовала, но тут пришлось ввязаться: непонятная, не шибко трезвая (точнее, абсолютно пьяная) компания решила развлечения ради кинуть на билеты местных или просто пощипать для бодрости, разогреться перед концертом, там-то уже начинался миролюбивый слэм . Мама отошла немного от поля битвы (тем более что с обеих сторон было по пятеро бойцов, а она оказалась шестой лишней), но у неё выхватили гитару, и волей-неволей пришлось лезть в кучу-малу отнимать. Мама сразу же получила своей собственной гитарой по голове (почему бы и нет? Чем не оружие?), инструмент переходил из рук в руки, обрушиваясь по очереди то на друзей, то на врагов… Мама насилу вылезла из свалки. Ну и милиция, точнее, омоновцы тут как тут: в послереволюционные годы ни один серьёзный рок-концерт без ОМОНа не обходился, примерно как сейчас не обходится без него ни один футбольный матч.

И вот омоновцы бодренько затолкали всех без разбора в «козла» и повезли… куда подальше, к чёрту на рога. Подальше – потому что районное отделение милиции оказалось переполнено.

Мама говорит, что в обезьяннике ей до этого никогда не доводилось сидеть, а потому ощущала лихой азарт: теперь она настоящий диссидент и враг порядка! Настроение портило одно… нет, много чего: сгинул драгоценный билет на концерт, пропал шанс лицезреть Шевчука и… гитара тоже пропала. Куда делась последняя, никто в суматохе не заметил. «Мусора́ небось взяли, уроды!» – прохрипел немного протрезвевший питерец. Он в целом был доволен приключением: давно пора москвичей на место поставить, а то «борзые у себя в столице». Питерец носил длинный хаер и звался Лёхой Метлой. По дороге неожиданно произошло перемирие, и к моменту доставки в отделение обе компании претензий друг к другу не имели. Теперь у всех был общий враг – менты.

Самые продвинутые (питерец Лёха Метла и москвич Егор, по кличке Енот) начали пугыч: «Сейчас нам всем мусора отобьют почки, потом сломают рёбра, потом морду раскрасят, потом подкинут наркоту, а заодно навесят дюжину нераскрытых уголовных преступлений, так что сидим молча, как Зоя Космодемьянская перед лицом гестапо». Кто-то из питерцев взвыл, что он несовершеннолетний и хочет жить…

Вечно радужное настроение мамы рассеялось: она готовилась к пыткам в застенках отделения, а заодно к бабушкиной домашней казни. Но за решётку почему-то никого не посадили, а повели в непонятный кабинет, похожий на школьный класс. Помимо двух сопровождавших омоновцев и одного просто мента, откуда-то пришли ещё местные мильтоны. Местные шли не торопясь, ждать в классе пришлось минут сорок, если не целый час, всё это время над душой нависали омоновцы. Следуя советам бывалых, арестанты молчали по-партизански. Мама не выдержала первой и полезла на рожон, обратившись к стражам порядка со своей фирменной улыбкой, разряжающей любую атмосферу:

– Я извиняюсь, а тут вопросы задавать можно?

– Можно, – ответил Простомент.

– Хотела бы узнать, как насчёт моего имущества. Мне его вообще вернут?

– Какого имущества?

– У меня была гитара. К тому же очень дорогой инструмент. Семиструнная, между прочим. И я вообще ни с кем не дралась! Я только свою гитару отнять хотела. Где я теперь её искать буду? Или вы её арестовали тоже, в качестве улики или орудия преступления?

– Женя, ты знаешь, где гитара? – обратился Простомент к одному из омоновцев.

– Без понятия.

– Сейчас в протоколе всё укажешь: кто там у вас с кем дрался и про гитару, если хочешь.

– Тогда вернёте?

– Слушай, нам твоя гитара на́ фиг не нужна. У нас другие обязанности, – сказал омоновец Женя.

– Настя, ну чо ты с ними трёшь? – не выдержал матёрый питерец Груздь, боевой товарищ Лёхи Метлы.

– Хочу и тру! – взыграл бунтарский дух моей мамы. – Здесь хоть петь-то можно? Или запрещено законом?

– Да пой, – пожал плечами Простомент.

Мама тихонько запела печальную дорожную песню «Ты не один», которую не удалось услышать на концерте. Это одна из её любимых:

Припев подхватил тенорком несовершеннолетний, подвыла и подбитая Лиса, лучшая рок-подружка мамы. На второй песне – почему-то не «ДДТ», а «Машины времени» («Однажды мир прогнётся под нас»), – ещё человек пять подтянулись к хору арестантов. На Метлу и Енота песни произвели эффект колыбельной, хотя дело тут было не только в песнях, конечно. Храп звучал аккомпанементом, всё вместе напоминало фарс. Или трагикомедию.