Екатерина Вощинина - Повесть о Шурочке

И только они руки друг другу пожали, как задул страшный ветер, волны сразу с дом величиной. И пошли волны бросать наш корабль так, что матросы еле на ногах держатся. «Полундра!!!» – кричит матрос в трубу. Это значит – все на палубу, по местам. Тут и капитан выскочил, сам встал за штурвал, но и командует, кому что делать, как паруса направлять. Про меня уж забыли, конечно, хоть рулевой меня себе взял – ведь он спор выиграл. Сунул меня в угол между канатами.

Да какое там… Как волна хлынула на палубу, меня подхватила и унесла в море. «Ой, – закричала Тамара, – и ты стал тонуть?!» – «Нет, я хорошо плаваю. Носит меня волна вверх-вниз, вверх-вниз. Ну, думаю, отнесёт меня от корабля далеко.

Но случилось самое страшное – громадная акула. Пасть свою зубастую открыла и на меня… а я ей как раз и вставил доску, что тут плавала, стоймя в ее пасть так, что закрыть рот она уже не могла. Тут я и вывернулся, а акула так с разинутой пастью и уплыла».

«Ой, как страшно! Ну ты и молодец!» – восхищались мы его находчивостью. А Миша говорит: «Постой! А как же ты говорил, что в каких-то когтях побывал?» – «А это ещё не всё, – сказал Мяка, подумал и продолжал: – Вот уплыл я от акулы, и вдруг – страшная встреча ещё с одним морским хищником. Кружит надо мной буревестник – такая большая серая чайка. Он решил мной поживиться. Хвать в свои когти и взлетел высоко-высоко. Ну, думаю, тут мой конец. А мой враг, видно, понял, что не рыба я, не гожусь для еды, и бросил, да как раз угодил мной на наш корабль. Вот повезло!

Тут меня подхватил наш Шевченко и понёс меня подправить матросам-мастерам. Славные такие матросики – Санька, Митяй и Лёша. Они мне все дырки зашили». – «Ой! – вскричала я. – Да это те мастера, которые и меня в порядок привели!» «Да-да, они», – обрадовался Мяка.

Вот что рассказал нам Мяка. А вы уж, дети, решайте, что тут правда, а что выдумка. Но слушали мы его рассказ, затаив дыхание. Это-то Мяке и нравилось – значит, интересно.

Только ночью мы, девочки, плохо спали: всё акула снилась, кому с доской во рту, кому без доски – ещё страшнее.

Прошла зима. Затем весна, наступило весёлое лето. Потом и оно прошло, и опять осень… И мы заметили, что нашу Наташу всё чаще и чаще стали взрослые отвлекать от игры с нами. То её мама зовёт – хочет ей новую книжку почитать, то заставит её саму азбуку читать или что-то писать. Потом появилась какая-то строгая тётя, худющая, с очками на носу.

На нас, кукол, никакого внимания – будто нас нет. И вот посадила она Наташу за громадный чёрный рояль и заставила пальчиками ударять по чёрным и белым косточкам (клавиши называются). Наташины пальчики не могли так быстро по этим клавишам бегать, как у её мамы. И не получалось маминых красивых песенок и танцев, которые мы так любили. Ничего похожего – всё отдельные звуки – тюк-тюк… И неужели песенки и весёлые танцы её мамы состоят из таких отдельных звуков? И неужели Наташа тоже научится так быстро бегать пальчиками по клавишам, как её мама? Мяка говорит: «Научится», – а я не верю. Сколько же терпения надо!!!

А как весело мы с Наташей кружимся, когда её мама танцы играет! Но это теперь так редко бывает… Жаль… Мне уж даже плакать хочется. «Глупая, – говорит Мяка. Разве ты не видишь, что наша Наташа изменилась, выросла? Мы же учимся, а людям, знаешь, сколько всего знать нужно, сколько надо учиться. Вон, капитан корабли водить умеет. Думаешь, он долго в куклы играл?» Мяка рассмеялся, и я за ним, когда представила себе, как капитан в куклы играет.

«Выросла», «изменилась» – какие странные слова. А мы же не растём, не меняемся. А когда Мяка сказал, я и вправду заметила, что Наташа выше стала, и косички ей няня уже длинные заплетает – бантика уже на голове нет, а только на конце косички, и небольшой. А вот няня не выросла, но тоже изменилась, толще стала, и белые волоски на голове появились. А у капитана волос ещё меньше на голове стало. Все они меняются, а мы нет, почему? Мяка говорит: «Они живые». Да и не только люди. У соседей котёночек какой игрун был, так смешно за бумажкой-комочком бегал. А теперь стал большой кошкой, лежит всё на диване. И спит. Неинтересно.

Мяка говорит, что медвежонок, что ему ногу ободрал, наверно, в большого и страшного медведя превратился. Хорошо, что капитан велел его в зоопарк отдать. Вот пойдём в петербургский зоопарк, может, его увидим. Наверно, и не узнать изменился. Интересно.

«А ты думаешь, только люди и животные меняются? А заметила, как травка к Пасхе быстро выросла, где кухарка крашеные яйца раскладывала? А бутончик… помнишь?.. в розочку превратился, а потом розочка завяла и пропала. Вот как все живое изменяется». А жаль, что завяла, лучше бы осталась такой красивой, – подумала я. – И уж не знаю, хорошо, что мы, куклы, не растём и не изменяемся, или плохо? «Хорошо, хорошо, – говорит Мяка, – не хочу вянуть, как розочка!» – и смеётся, что сравнил себя с розочкой. И тотчас сочинил песенку:

Я повеселела. А скоро и ещё веселее нам стало жить, и Наташа опять к нашим играм приблизилась, правда, ненадолго. Расскажу завтра, как это случилось.

Начался следующий день с огорчения и для нас, и для Наташи, но потом… вот увидите. Только затеяла Наташа с нами интересную игру, вдруг приходит в детскую её мама и сообщает: «Наташа, сегодня вечером придёт с тобой знакомиться новая учительница. Она будет с тобой заниматься французским языком и поедет с нами на дачу. Будь с ней вежлива и послушна. Кукольный уголок приведи в порядок, что-то у тебя вещи разбросаны, куклы не причёсаны», – и ушла. Мы все погрустнели. Придёт такая же строгая, в очках, как учительница музыки, на нас не поглядит и будет к Наташе приставать с книжками и тетрадями. И совсем не останется у Наташи времени играть с нами. Я, конечно, заплакала, а Наташа тоже нахмурилась и пошла искать няню. Она всегда свои беды ей выкладывает. Наша игра расстроилась.

К вечеру Наташа с няней всё в наших кукольных комнатах убрали. Нас, кукол, Наташа за стол посадила, нам новые платья надели. Мишке новый галстук повязали, а Мяке втиснули в руку перо – будто пишет. Открылась дверь, и в комнату вошла Наташина мама, весело болтая по-французски с молоденькой, улыбающейся толстушкой: «Я вас попрошу Наташу не утомлять чтением и письмом, а просто в игре развязать ей язык. Она начинает уже говорить, но мне некогда с ней заниматься, да вы это сделаете с умением. Вы ведь знаете, что в институт принимают девочек, понимающих французскую речь.