Елена Савельева - Пусть сбудется моя мечта

– Отлично сформулировал свои мысли Миша Кузнецов, – одобрительно улыбнулась литераторша рыжему очкарику – юной гордости школы. – Но сегодня я хочу обратить внимание на другое сочинение.

Наталья Васильевна сделала паузу. Кузнецов равнодушно тер пальцем парту. Кто-то уже начал поворачиваться к соседям и вообще стал заниматься более интересными и нужными делами. Одна Полыгалова сосредоточенно, исподлобья смотрела на учительницу и недовольно морщила нос.

– Мне кажется, ребята, – Наталья Васильевна от волнения прижала стопку тетрадей к груди, – самое главное, это когда мы умеем не только понять замысел автора, но и увидеть прекрасное в людях, которые живут рядом с нами. Писать не об отстраненных понятиях, а о своих одноклассниках, показывая их благородство. Ведь это говорит о том, что мы умеем ценить и любить тех, кто рядом с нами. И замечательно, что вы не боитесь говорить о достоинствах одноклассников прямо, с достоинством, с уважением.

Литераторша увлеклась и не заметила, что в классе повисла тишина. Все косились друг на друга, а клоун Свиридов всем своим видом демонстрировал, как он изумлен речью учительницы, и театрально, в такт ее словам, показывал рукой то на одного ученика, то на другого, театральными жестами вопрошая, о ком таком чудесном идет речь в сочинении.

– Сегодня, я думаю, мы с вами заново познакомимся с человеком, которого, как нам казалось, мы знаем несколько лет. – от волнения Наталья Васильевна часто начинала говорить замысловато, с легкой дрожью в голосе. – Оля Воронцова!

Я вздрогнула и бросила на парту ручку, которой разрисовывала обложку тетради. Что Воронцова? Рисовать, что ли, нельзя? Пришлось отодвинуть тетрадь и подпереть голову рукой, делая вид, что слушаю.

– Оля, что же ты сидишь? Встань, – изумленно спросила литераторша. – Впрочем, если хочешь, оставайся на месте.

Наталья Васильевна положила тетради на стол и, пересортировав их ловким движением фокусника, достала из стопки одну: сиреневая. Моя…

– Долго время я была уверена, что Оля не только не хочет, но и не может писать сочинения, – доверительным голосом продолжила Наталья Васильевна свой монолог. – И переживала, как она справится с ОГЭ, а потом с ЕГЭ, ведь ее тексты по объему зачастую не дотягивали и до шестидесяти слов! Но это, к счастью, тот случай, когда учитель ошибается. Оля подала нам всем пример глубокого понимания жизни, умения связать это с литературным произведением и при этом уложиться в нормативы. Девяносто девять – столько слов в Олином сочинении. Но смысл я оцениваю на хорошую, достойную книгу. Оля, я ставлю тебе пять – заслуженную и справедливую. А теперь я прочту твое сочинение классу.

Я сидела, опустив голову. Где-то под кожей щек полыхал пожар, сжигающий все мысли. Что, что я там написала?! Помнился только сонный поздний вечер да надоедливо-образцовый Гринев…

Класс молча смотрел на меня. Кто развалившись, кто, наоборот, наклонившись вперед. Я никогда не выделялась особо, и чтобы меня разглядывали так – все сразу и вместе – не было никогда даже во время провальных ответов у доски…

Прошелестела, открываясь, тетрадь. Выгнулась мягкими послушными страницами в руках учителя, распахнув перед всеми мою душу – душу, неведомую мне самой…

Наталья Васильевна надела очки и начала читать:

– «Капитанская дочка» – повесть Пушкина о людях девятнадцатого века. В образе Петра Гринева много положительных черт. Гринев, рискуя собой, помогает Маше, попавшей в плен к разбойнику Пугачеву. Это благородно и правильно.

Можно помогать бескорыстно, и не только людям, но и, например, животным. И при этом не выставлять поступки напоказ.

Однажды я случайно увидела, как Саша Рябинин спас котенка, залезшего на березу. Люди собрались вокруг, но никто не хотел рисковать. Саша забрался на дерево, сильно качавшееся под ветром, и сам чуть не упал. Я вижу в этом поступке настоящее благородство: способность помогать и при этом оставаться простым и скромным человеком».

В горле стоял громадный ком, от страха было дышать невозможно. Но еще страшнее было проглотить ледяной шар, забравшийся внутрь меня, в этой странной монолитной тишине. Как сейчас поднять глаза? Как посмотреть на всех? Даже не видя никого, я чувствовала, как все сорок восемь глаз одноклассников изучают меня. Изучают, как непонятную рыбу-мутанта, вдруг вышвырнутую океаном прямо в центр людного пляжа.

– Оля, ты молодец, – умудрялась не понимать ситуацию литераторша. – Ты умеешь наблюдать за людьми, анализировать, делать мудрые выводы. Я уверена, что в будущем ты сможешь, если захочешь, стать психологом. И замечательно, что ты рассказала нам о поступке Саши: он смелый человек! И, действительно, бескорыстный.

По дыханию класса, вдруг отвернувшемуся от меня, поняла, что теперь центром внимания стал Рябинин. И это, наверное, было еще ужаснее: ведь с этого момента я стану для него предателем! Человеком, который подглядывает, а потом рассказывает то, о чем не просят! Переносить все это дальше не было сил. Я одним движением сгребла вещи с парты, закинув в удивленную кожаную пасть сумки учебник и тетрадь, и прыжком рванула к выходу. Где-то за спиной послышались возмущенные возгласы: похоже, я сшибла с соседских парт все, что лежало у края. Но это уже все равно!

Я бежала, бежала, бежала по школе – вниз на третий, на второй, коридор, поворот к лестнице на первый. И мне слышалось, что кто-то несется вслед за мной – почти шаг в шаг. Влетела в раздевалку, прижалась в углу среди свисающих с вешалки старых халатов с трудов и замерла. Барабанный бой сердца почти утих, уступив место отчаянью и тоске. Так сломать отношения с классом, так глупо выставиться! Быть мне теперь изгоем!.. Я подняла руку, чтобы вытереть хлынувшие из глаз слезы, превратившие все вокруг в расплывчатое нечто, и… Передо мной кто-то стоял. Я проморгалась, скидывая с ресниц линзы слез, искажающие мир. Рябинин…

Оля, – тихо сказал Саша. – Оля…

И слезы – колючие от нежданного чувства, столь же непонятного, как и захватывающего душу, – в очередной раз побежали по моим уже почти пунцовым щекам…

Все утро мама разговаривает по телефону. То тетя Тамара позвонит, то Ирина Павловна. Мировые катастрофы в виде очередного опоздания мужа домой, неудавшегося на работе праздника или грызни с соседями, ратующими за ТСЖ, вылезают из этих женщин так регулярно, что, кажется, нет в жизни ничего важнее. И это так срочно надо обсуждать, словно умолчание грозит как минимум межконтинентальной войной. Мама ходит из комнаты в кухню, из кухни в коридор, смешно свернув голову набок – ведь надо же плечом держать телефон, попутно прибирать, жарить блинчики и еще обсуждать эти архиважные проблемы.