Мария Адамчук - Берег детства. Истории о том, как мы жили когда-то

С тех пор прошло много лет, но мы практически не изменились. Леночка по-прежнему состоит из больших наивных глаз, чистого тренировочного костюма и длинных локонов, которые сами собой укладываются в ровные колечки (даже после дня ожесточенных купаний в мутной коричневой воде нашего водохранилища). На ногах у нее кеды «два мяча» – где уж ее родители отхватили такой дефицит и почему позволяют ей носить его в лесу, леший знает. Впрочем, ей-то что? Она легко может проносить кеды три месяца, вырасти из них и передать по наследству младшему брату, а выглядеть они при этом будут как новые. То ли дело я, которая в прошлом году доносила свои кроссовки неизвестного производства до дыр и в августе уже подвязывала подошву веревкой – уж очень неудобно было бегать по лесу в обуви, столь откровенно просившей каши.

Я, в отличие от Леночки, состою из одежды неопределенного цвета и фасона, разряда «шоб не мялась», и волос, цветом и консистенцией напоминающих солому. Мама стригла и с завидным упорством продолжает стричь меня «под горшок». Знакома вам такая технология? Это когда на голову человеку надевается кастрюля и все, что из-под нее торчит, отчекрыживается к чертям собачьим. В течение лета прическа периодически дорабатывается – ножницами по металлу отрезается от челки все, что лезет в глаза. Очень практичный подход. Расческу я теряю в начале июня и до августа о ней не вспоминаю.

Даже виды спорта, которыми мы занимаемся, – принципиально разные. Леночка – фигуристка. У нее юбочки, конёчки в цвет платья, «пистолетики», «фонарики» и прочие изящные девичьи упражнения. А у меня все ладони в кровавых мозолях, я кручу «солнце» на турнике и подтягиваюсь столько, что взрослые мужики рыдают от зависти, глядя на меня. А все потому, что я занимаюсь спортивной гимнастикой, а это спорт суровый и сантиментов не терпит. В общем, несмотря на то что нет на свете людей, более непохожих друг на друга, мы дружим с рождения и останавливаться не собираемся.

Лёнька, в отличие от нас, мальчик. Но он бы, кстати, вообще не стал принимать участия в игре «Черное море». Сказал бы нам, что мы дуры и занимаемся ерундой, развернулся бы и ушел в гараж – слушать, как взрослые обсуждают, какой ремень порвался в моторе катера на этот раз. И мы бы не обиделись. Мы бы тоже спокойно сказали ему, что он дурак, мы вообще привыкли говорить друг другу правду.

Лёнька болтлив, любопытен и все время смеется. У Лёньки огромные черные глазищи. Наш любимый спор – какие глаза лучше: маленькие или большие. Поскольку у меня глаз немного, а когда я смеюсь, они и вовсе пропадают, я, естественно, бьюсь за то, что маленькие глаза куда удобнее. Лёнька категорически со мной не соглашается. Спор этот настолько давний, что мы уже устали его вести. Но с завидным постоянством затеваем. В итоге к сегодняшнему дню у нас осталось два самых веских аргумента. «Ты же не видишь ничего, как ты можешь жить вообще со своими щелочками?» – ржет Лёнька. «А зато тебе в твои широко раскрытые глазищи вечно какие-то комары и мухи залетают». Этот аргумент убивает Лёньку наповал. Что правда, то правда. Когда мы куда-нибудь быстро бежим, он тормозит весь процесс – ему постоянно надо останавливаться, чтобы вытащить из глаз какую-то флору и фауну.

Вообще считается, что все мы здесь собрались в первую очередь ради того, чтобы кататься на водных лыжах. Ну, в крайнем случае, на виндсерфингах, байдарках и каноэ. Правда, каноэ мы в лагере отродясь не видели, а для серфов нужен особый ветер – сильный, ровный и желательно теплый – словом, такой, которого в Подмосковье не бывает. Поэтому единственным вариантом водно-спортивного досуга оставались водные лыжи. Для воднолыжного спорта у нас были созданы все условия – собственно лыжи, фал (такая веревка, которая одним концом крепится к катеру, а другим – к воднолыжнику) и гидрокостюм на шесть размеров больше. Поскольку он был один, а нас трое, очень важную роль играл принцип «Кто первый встал – того и тапки». Самые сильные и горластые влезали в гидрокостюм первыми, когда он еще был теплый и сухой. Остальным он доставался с чужого плеча, мокрый и холодный. А, надо вам сказать, что нет ничего хуже, чем влезать собственным сухим и теплым тельцем в склизкий и противный гидрокостюм, в котором уже до вас кто-то катался.

Надо еще учесть, что нас, детей, гнали заниматься этим прекрасным видом спорта преимущественно в дождь и холод – потому что в такую погоду лезть в воду добровольно идиотов не было. А зато когда светило солнце и вода в нашем водохранилище прогревалась до нереальных двадцати пяти градусов, на пирсе стояла очередь из взрослых, мысленно воображавших себя не в подмосковном лесу, а где-то в Ницце. Им виделись бирюзовые волны, белые чайки, белозубые мотористы на серебристом катере (неважно, что наяву он был черно-синий), изысканные алкогольные коктейли и средиземноморская закуска (с последним совсем бедабыла, самое аппетитное, что могло быть предложено вашему вниманию в этом смысле, – сушки «Малютка»).

Но взрослых не смущала действительность: они хотели красиво отдыхать – и они отдыхали. Особенно страстно хотели красивого отдыха новенькие, приехавшие на нашу базу впервые. В основном это были девушки с длинными русалочьими волосами и восторженными глазами, воодушевленные обилием полуголых красавцев с идеальными торсами, играющих в волейбол, катающихся на лыжах и вечерами ревущих песни под аккомпанемент собственных гитар. Этого добра на базе было хоть отбавляй, поэтому новенькие девушки каждый год ломились к нам целыми партиями в надежде отыскать наконец-то своего принца на белом катере.

Приезжали во всеоружии, некоторые даже в туфлях на каблуках. Прямо на каблуках и в бикини топали на пирс и просили научить их кататься на лыжах. «Переоденьтесь», – советовали им красивые юноши. Дамы, желающие показать товар лицом, удивлялись: почему же надо непременно переодеваться, когда именно эти микроскопические купальнички на завязочках им так идут? Почему нельзя в таком виде прокатиться? «Потеряются», – угрюмо объяснял белозубый моторист. Девушки не верили. И тогда мы, к своим десяти годам повидавшие всякое, устраивались на пирсе поудобнее, чтобы наблюдать за развязкой драмы. Мы точно знали: если девушка, которая решила первый раз поехать на лыжах в бикини, упала и плещется в воде, никак не реагируя на протянутую руку моториста, желающего спасти ее и вытащить на борт катера, – таки да, купальник потерялся.

Но все это веселье обычно наблюдалось в сухую, ясную, теплую погоду. Все остальные состояния природы – дождь, ветер, тайфун, цунами и похолодание до десяти градусов выше нуля – означали, что наконец-то пришла наша очередь кататься. Именно в такую погоду в наших отцах просыпалось дикое желание сделать из нас мастеров спорта международного класса, и они, наряженные в массивные телогрейки и резиновые сапоги, стояли на пирсе, грозно глядя на нас, болтающихся в воде. Такая стратегия давала свои плоды. Встав на лыжи в пять лет, к десяти мы все уже имели спортивные разряды по разным воднолыжным дисциплинам, а также стойкое отвращение к девочке Маше Старцевой из фильма про Петрова и Васечкина – ну потому что подумаешь, катается она там на лыжах, а все ей аплодируют, тоже мне, мы же лучше умеем, а про нас фильмы не снимают, эх, Маша, ладно-ладно!