Юлиана Алексеенко - Бота-Шарлотта

Бульвар Помпидур и площадь перед торговым центром из окон третьего этажа выглядят как игрушечная металлическая площадка, по которой движутся быстрые фигурки, управляемые снизу магнитами – то плавно, то прерывисто, то ускоряя бег. Забавно за этим наблюдать. За столиками на открытой террасе кафе «Бренон», что напротив, ещё пусто. Совсем скоро людей здесь будет очень много. Вот, кажется, идут двое… так и есть – первые посетители. Скоро их здесь будет полно. Бота уже хотела было отпрянуть от окна, чтобы вернуться на свое место, как взгляд зацепился за яркий предмет, появившийся на террасе кафе. Малышка снова прильнула к стеклу – предметом оказалась малиновая, потрясающей красоты шляпка на голове только что присевшей за столик брюнетки. Малиновая! Шляпка! Така-ая! У Боты никогда не было такой шляпки. У неё вообще никогда не было никакой шляпки. И хотя она больше любила зелёный цвет, эта малиновая прелесть сразила бы кого угодно своей пронзительной яркостью. Она перестала моргать, личико стало мечтательным, губки расплылись в улыбке…

– Бота! – вдруг услышала она резкий голос Жюли. – Ты забыла, что я просила тебя не сидеть у открытого окна?!

Из мечтательного личико Боты в мгновение превратилось в суровое, номадические ноздри раздвинулись, и сердито бурча, она нехотя закрыла оконную створку. «Бота! – ворчала она себе под нос. – Чуть что – сразу “Бота”!»

Действительно, договаривались же – теперь её будут звать Чарли. Только Чарли, и забыть уже пора про Боту раз и навсегда! А Жюли нарушает правила. Уже не первый раз! Вчера чуть совсем не разругались, и вот опять!

В знак протеста Чарли – она же кукла Бота – уютнее устроилась на подоконнике, намерившись так и просидеть здесь до обеда, а если потребуется, вообще вывалиться от обиды из окна. Пусть потом Жюли бегает, ищет её в клумбах и тратит на стирку её одежды своё шведское отбеливающее мыло! Однажды так и случилось: под вечер Боту спихнула вниз створка закрывшегося от сквозняка окна – прямо с подоконника их квартиры, и Жюли потом долго искала её под окнами, тогда как Бота решила сама найти дорогу домой и, запутавшись в проулках двора, забрела так далеко, что нашлись они с Жюли только через час, когда совсем стемнело. Очень страшась собак, малышка затаилась в кустах соседнего дома и даже, когда услышала зов Жюли, боялась подать голос раньше времени – ведь собаки бегают быстрее людей. От одного только вида приближающейся влажной брыластой морды бедняжка Бота, чей рост составлял 26 сантиметров, теряла всякое самообладание и становилась совсем уж бесхребетной – её пластиковое тельце замирало и уже никак не вызывало подозрений, что эта кукла живая и может не только двигаться, но и жить своей очень активной личной жизнью.

Хотя где уж там – «личной» жизнью! Вот попадёшь к такой хозяйке, как Жюли, и будешь потом почти все три долгих недели своей сознательной жизни просить её: «Миленькая моя Жулечка, я больше не хочу быть Ботой, мне больше подходит имя Чарли! Ч-а-р-р-р-л-л-и!» В брошюрке с именами, которую кукла нашла одной из первых на книжных полках Жюли и перечитала от корки до корки, это имя было самым лучшим. Его густое, фиолетово-оранжевое сочетание букв лучше всего подчёркивало иссиня-чёрные кукольные волосы и даже её круглое лицо. Даже его! Признаться, Бота бы всё отдала, чтобы иметь такое же изящное личико, как у француженок. Но она была казашкой. Там, на выставке в Алматы, которую она помнила как первое событие из своей сознательной жизни, таких, как она, круглолицых кукол было с десяток, и все были Боты. Ну куда это годится?! Её счастье, что её купила Эмилия и увезла к себе на родину во Францию в качестве подарка своей племяннице. А то так и жила бы неизвестно сколько в компании других безмолвных Бот, пылящихся на полках. Или была бы подарена какой-нибудь алматинской девочке-тёзке, и тогда бы уж точно так Ботой и осталась. Ну что за имя – Бота? Примитивное, совсем бесцветное. То ли дело Чарли! Как вообще, спрашивается, жить в Париже и не иметь чарующего, интригующего, томительного имени? Никак. А Жюли упирается. «Чарли, – говорит, – это вообще Шарлотта, и Франция здесь ни при чём. Бота гораздо таинственнее и милее». Какая ерунда!

«Значит так, – решила сидящая на подоконнике кофейни кукла. – Будет упрямиться – начну разговаривать с посетителями. Так вот прям и сяду на столик к пьющим свой утренний кофе и заговорю. Пусть потом Жюли откачивает их нашатырём и объясняет, что это всего лишь японская сверхпоследняя игрушка. И просит никому о ней не рассказывать, чтобы избежать шумихи в прессе до официальной презентации чудо-робота».

Бота кинула сердитый взгляд на Жюли и демонстративно отвернулась.

– Может, всё-таки слезешь? – смягчившись, спросила Жюли.

Кукла не отозвалась. Игнорируя хозяйку, она снова устремила взор в окно, и… снова увидела девушку в малиновой шляпке. Ну как же восхитительна она была! Как манил Боту её насыщенный, волшебный, многослойный малиновый цвет! На неё просто невозможно было не смотреть. Такой же оттенок имели почти волшебные колокольчики зигокактуса в квартире Эмилии. Увидеть их ей довелось лишь однажды, накануне того дня, когда ее подарили Жюли, но их пронзительная и нежная красота успела тронуть Боту в самое сердце, крошечное кукольное, неизвестно, существующее ли вообще, но такое чувствительное сердце.

Шляпка на посетительнице кафе «Бренон» не давала никакой возможности покинуть подоконник. Бота твёрдо решила – во что бы то ни стало она получит точно такую же и, наверное, не будет потом снимать её ни на минуту. Разве что только на ночь.

Брякнул колокольчик – в кофейню зашёл первый посетитель. Жюли бросила на куклу короткий предупреждающий взгляд: пора было спускаться. В течение рабочего дня своей хозяйки – с 7:30 до 14:00 – Бота вынуждена была находиться в укромном месте рядом с Жюли. Кофейня совсем крошечная – пять маленьких столиков, милые картинки по стене над ними, небольшая витрина с выпечкой, касса и колонна рядом с витриной – на ней полки по периметру. Чаще всего Бота там и сидела – с внутренней стороны колонны между банками, декоративными фигурками и всякой всячиной наподобие сухих колосьев пшеницы или муляжа чесночных луковиц – и зачем бы им тут быть? Бота как нельзя лучше вписывалась во все эти декоративные красоты, так что заметить её было почти невозможно, и это устраивало Жюли. Но как же трудно давалась эта повинность пластиковой жертве – уподобляться украшениям полок. То ли дело сидеть на подоконнике! Их в кофейне было два, и одно было укрыто от глаз посетителей – его почти полностью закрывала колонна. Это окно Бота просто обожала – это самый прекрасный уголок во всём Париже, откуда видно так много всего интересного: и оживлённая площадь, и бульвар, и кафе напротив, и лавочники, и убегающие вдаль улицы, и даже заметна Эйфелева башня.