Николай Дубов - Небо с овчинку

Федор Михайлович побледнел и, сжав кулаки, побежал. Он только поравнялся с маленьким Хомой, как впереди, со стороны озера, прогремел выстрел и почти тотчас второй.

Он повернул на звук выстрелов, ребята сзади что-то закричали, но Федор Михайлович не расслышал. Наперерез ему из кустов метнулся черный зверь, сбил его с ног, и оба покатились по земле. Встрепанный, захлебывающийся от восторга, Бой вскочил первый, набросился на своего хозяина, и они снова покатились по земле, теперь уже в радостной игре-сражении, которая изредка случалась дома на ковре. Их окружили подбежавшие ребята, а среди них и сияющий Антон, но для Боя сейчас никто, не существовал. Утробно рыча, он в притворной ярости бросался на хозяина, запрокидывал его на спину; пойманный за шею, валился сам, вскакивал, успевал при этом лизнуть своим огромным язычиной обожаемое лицо и снова притворялся самым свирепым, самым кровожадным зверем…

— Что здесь происходит, граждане?

Позади ребят стоял лейтенант Кологойда, держа руку на кобуре пистолета. Из-за его плеча сконфуженно выглядывал дед Харлампий.

Федор Михайлович поднялся:

— Хватит, Бой, подожди…

Бой не мог успокоиться. Он вьюном вился вокруг его ног, встряхивался, подпрыгивал и лизал в лицо.

— Погоди, тебе говорят!

Бой поднял голову кверху и залаял не громко, протяжно, со всей силой упрека, на какую только был способен.

— Ладно, не сердись, старина, больше я тебя не оставлю…

— В чем дело, я спрашиваю? Что здесь происходит? — повторил Кологойда. Руку с кобуры он уже снял.

— Ничего особенного: встреча после разлуки… А почему?… — начал Федор Михайлович и посмотрел на деда.

Харлампий развел руками. Что он мог сделать, если, слезая с грузовика, попал прямо в объятия участкового? Вася Кологойда не терял времени напрасно, в течение нескольких минут узнал у лесничего, чья собака, кто ее хозяин, где он, а у тетки Катри, вернувшейся наконец от сестры из Ганешей, выпытал все, что можно было извлечь из потока руготни, который она не замедлила обрушить на него, своего лайдака-мужа, Федора Михайловича, бандита Митьку и весь белый свет. Митьку или еще кого-нибудь вроде него дед Харлампий, не задумываясь и даже с удовольствием, обвел бы вокруг пальца, но участковому врать не стал и со всей возможной поспешностью повел его к озеру, надеясь, что тот примет чью угодно сторону, только не Митькину, и, стало быть, Антону и Бою ничто угрожать не может.

— Вы хозяин собаки? А кто стрелял?

— Это на острове, Митька Казенный, — сказал Антон.

— В тебя? В вас? — ужаснулась Юка.

— Не знаю… Мы уже сюда переехали… Он, по-моему, даже нас и не видел.

— Митька на острове? — вмешался дед и яростно хлопнул себя по ляжкам. — Ах, стервец, ах, гнида толстомордая… Не иначе как по козе стрелял!…

— По козе?

— Ну да, дикая коза там, с зимы осталась…

— Ага, браконьерство! Ну, мы сейчас возьмем его тепленьким… Где твой пароход, дед? Поехали! А вы, граждане, подождите здесь…

Харлампий с сомнением оглядел дюжую фигуру Васи Кологойды.

— Не будет дела, утопишь ты мой карапь, больно тяжел… Да еще ту орясину везти. Ты лучше тут погоди, я сам. Коли он козу подстрелил, от тебя спрячет, а от меня нет — я там каждый кустик знаю…

— Ой, дедушка, вы же с ним не справитесь! — сказала Юка.

— А мне зачем? Он как услышит, кто его тут поджидает, с него враз вся фанаберия соскочит. Он ведь дрянь человечишка: молодец против овец, а против молодца и сам овца…

— Ладно, дед, отчаливай. А я тут пока с этим собачьим делом разберусь. Только смотри, вещественные доказательства обязательно прихвати…

— Уж я его не помилую! — сказал дед Харлампий и скрылся в кустах.

— Ну, — сказал Вася Кологойда, — выкладывайте, что вы тут натворили, зачем на людей собак натравливали?

Участковый выслушал рассказ Антона, поглядывая на ребят. Те дружно кивали, подтверждая сказанное.

— Не врете? — спросил он, хотя было совершенно очевидно, что ребята не врут. — Ну ладно… В общем, как говорится, у страха глаза велики, и всякое такое… Сделать вам ничего не сделают, а неприятности будут…

— В Чугуново я сам приеду, только не теперь. Через час мы должны выехать в Киев, чтобы приостановить вырубку леса. Вернусь сюда, разберемся во всем.

— Вот и ладненько!

— Антон, — сказала Юка, — а как же он вас на острове не поймал?

— И сам не знаю… Я еще издали увидел его на лодке, спрятался с Боем в кусты. Бою даже глаза завязал. Хорошо, что он такой умный и послушный, не вырывался… Ну, Митька причалил и сразу чего-то такое на земле увидел…

— Там следы той козы, я видел, — сказал Сашко.

— Он и пошел туда, вправо, и все время смотрел под ноги. Ну, а когда он скрылся, я еще подождал немножко и бегом в лодку. Вот и все.

— Он же мог подстрелить, когда вы плыли…

— Вот я и боялся. Так греб, думал, сердце выскочит…

— А что ему будет, если он козу убил? — спросил Толя.

— Ничего страшного, — ответил Федор Михайлович, — возьмут деньги, то есть оштрафуют.

— Ну нет, — сказал участковый, — этот Чеботаренко рецидивист — раз. Незаконное хранение и пользование огнестрельным — два. Браконьерство — три. Так просто не обойдется, получит, что положено.

…Настроение у Митьки было как нельзя лучше. Правда, первый раз он промазал, зато из второго ствола как врезал — у козы жаканом чуть не полбока вырвало. Шкура подпорчена, ну, летом она все равно дрянь, продать нельзя, пойдет пацанам на шапки. Подбавив «газу» из прихваченной с собой плоской фляжки, он не торопясь принялся свежевать козу, чтобы не таскать на себе требуху. До вечера не так уж далеко, а стемнеет — можно незаметно пронести домой…

Засунув руки в брюшину, он выгребал внутренности, услышал шорох и резко вскинулся. Позади него стоял дед Харлампий.

— Тьфу! — сплюнул Митька и выругался. — Что ты тут лазишь, старый черт!

Дед смотрел не на него, а на маленький жалкий трупик козы.

— Ах стервец ты, стервец! Чтоб тебе ни дна ни покрышки! — сказал он. — Ну почто застрелил? Еды — кот наплакал, шкура бросовая…

— Тебя не спросил. Уматывай отсюда, а то как…

Харлампий не обратил на угрозу внимания.

— Говорил же я: «Ловить тебя не надо, сам попадешься». Вот и попался.

— Ты попробуй только лязгать — как клопа, придавлю!

— Ну, в клопах-то ты ходишь, а не я, тебя и давить теперь будут. Бери свою добычу, пошли. Там тебя уж поджидают…

— Кто?

— Участковый.

Митька посерел.

— Ты привел? — сразу севшим голосом спросил он.

— Не я его, а он меня… Ну, не прохлаждайся, бежать все одно некуда, а заставишь ждать — осерчает, тебе же хуже будет… Ружьишко, так и быть, я понесу…

Митька потерянно смотрел на свои руки, по кисти перепачканные кровью, на выпотрошенный труп козы. За полминуты не боящийся ни бога, ни черта удалец превратился в мозгляка. Все его самодовольство, уверенность в полной безнаказанности испарились, он вроде бы стал меньше, как бурдюк, из которого наполовину выпустили воду. Он безропотно ухватил козу за задние ноги и волоком потащил за Харлампием.