Софья Прокофьева - На старом чердаке

Катя ждала его, нетерпеливо посматривая на ворота.

Она стояла посреди двора на сухом местечке, и солнце освещало ее всю. На ней были голубые чулки, а на голове вязаная шапочка, тоже голубая. Рядом, конечно, Борька. Он со скучающим видом смотрел на голое дерево, разглядывал пустой скворечник.

В сторонке на сырой, раскисшей дорожке стояла никому не нужная Лелька.

На ней была старая лыжная куртка, еще Катина, только Катя из нее уже давно выросла, а Лелька еще не доросла. Куртка была слишком длинной. Из-под нее торчали Лелькины ноги не толще веревки, с коленками, похожими на узелки, завязанные на этой веревке.

— Пошли. Только-только успеем, — сказала Катя, и все двинулись к воротам.

Лелька, шлепая ботинками, облепленными грязью, и держась на расстоянии, пошла за ними.

Но у ворот Катя обернулась и грозно сказала ей: «Кому говорят — домой! Не смей за нами!»

— Мне кажется, ты ее путаешь со своей будущей собачкой, — усмехнулся Борька.

Катя засмеялась:

— Знаю я их, с ними чем строже, тем лучшее А то на шею сядут… Ну, как дядя? — спросила она Сашку и посмотрела на него удивительно светлым глазом из-под черной челки.

— Нормально, — сказал Сашка, не зная, что ответить.

Оглянувшись, он увидел, что Лелька все-таки идет за ними, робко, но упрямо. Они сели в троллейбус. Троллейбус был совсем пустой.

Лелька тоже вскарабкалась с передней площадки.

Через весь пустой троллейбус Лелька с укором посмотрела на Сашку. И по ее оскорбленному и печальному лицу Сашка вдруг точно и ясно понял, что Катя отдала ему Лелькин билет на футбол. Этот билет вовсе не был лишним. Это был Лелькин билет. Сашкино сердце сжалось, словно ему на сердце надели защипку, какими мама на балконе прицепляла белье к веревке, чтобы ветер его не унес.

«Растяпа, — обругал себя Сашка. — Наврал бы Катьке, что у меня уже есть билет. Вот где надо — не вру. А где не надо, само врется».

Чем ближе к стадиону, тем теснее набивался троллейбус людьми. Наконец, толстая тетя скрыла Лельку.

У стадиона все пассажиры сразу вышли. Троллейбус пустой, прозрачный, дребезжа, сделал круг и покатил назад.

Все побежали к стадиону, на ходу доставая из карманов и сумочек билеты. Катя побежала, замелькав голубыми чулками,

Сашка оглянулся. Лелька стояла у серой стены, маленькая, никому не нужная.

«Я ей марки подарю, гербарий отдам… — страдая, подумал Сашка и тут же вспомнил, что этого уже ничего нет. — все равно, я ей что-нибудь хорошее…»

Раздумывать было некогда. Сзади наседали и подталкивали. Контролерша с досадой сама выхватила билет из его нерешительных рук. Все получилось само собой. Сашка стал пробираться вдоль длинных скамеек вслед за Борькой и Катей.

А над полем уже гремел марш и выбегали футболисты: «Водники» в полосатых майках, а «Электросталь» — в красных.

— Ты за кого болеешь? — спросил Сашка у Кати, когда они уже уселись. Борька-то, конечно, болел за «Электросталь. Его отец работал на этом заводе инженером.

— Я болею за победителей, — уверенно сказала Катя. — Противно, когда проигрывают. Но вообще я бокс люблю лучше.

— Смерть побежденному! — пробормотал Борька.

Сашка сидел рядом с Катей. Он и не надеялся, что когда-нибудь так может случиться в жизни.

Он старался не думать ни о чем плохом. Ни о Лельке, ни о том, как мама войдет в квартиру и всплеснет руками. «Потом, потом… — думал Сашка. — Это все после…» Скосив глаза, он видел круглую Катину голову, облитую голубой шапочкой, и черную челку. Он хотел сейчас от жизни только одного, чтобы «Водники» выиграли. И «Водники», наверно, это знали и потому играли, как боги, и уже за десять первых минут забили два гола в ворота «Электростали».

Катька ахала, вскрикивала. Щеки ее горели, и Сашке казалось, что он чувствует на своем лице их жар. Она даже стучала кулаком по круглой спине какого-то дяди, сидящего впереди. С места вскочил высокий парень. Синяя куртка съехала с его плеч. Сашка увидел полосатую тельняшку.

— Давай, давай, братцы! — заорал он. Широкие плечи в полоску, затылок и ухо показались Сашке ужасно знакомыми.

«Неужели Сережа-машинист с папиного «Степана Разина»? Папа ждет в порту. А он, что же, футбол смотрит? Нет, быть того не может».

Парня потянули за рукав, и он сел. «Ошибся», — успокоился Сашка.

В перерыве Сашка кинулся купить себе и Кате мороженое. Тут он опять вспомнил про Лельку и подумал, что не плохо бы и ей снести туда хотя бы эскимо. Он словно увидел ее у стены. Куртку на тонких ножках.

«Да нет, она домой ушла, — подумал Сашка. — Не будет она столько дожидаться».

Дальше стало еще лучше. Катя даже локтем его пихнула два раза.

Матч шел к концу, и счет стал уже 4:0. Борька скис, сидел, как убитый, и уже ничего не говорил умного. И тут случилось что-то странное.

Сашка увидел, что какой-то человек упрямо пробирается между рядами.

Он нагнулся к кому-то, и тут снова вскочил все тот же длинный в тельняшке. Тогда уж Сашка точно разглядел что это Сережа-машинист со «Степана».

Сережа, подхватывая падающую с плеч куртку, стал стремительно пробираться к выходу. Он перелезал прямо через лавки, раздвигая людей. А какого-то короткого человечка Сережа пригнул книзу и перешагнул через него.

Почему-то началась суматоха. Какие-то люди вставали и уходили. Они пробирались между рядами, застилая свет, мешая глядеть. Тут Сашка увидел среди них еще и Семеныча с папкиного катера.

«И Семеныч тут! — удивился Сашка. — Интересно, а катер куда же они подевали?»

— Наша взяла, — сказала Катя Борьке. Она так и сказала: «Наша».

— О, безусловно, — ответил Борька. — Кто спорит? Но учтите, герцогиня, футбол — игра для тех, кому ноги важнее головы.

— Ну и глупо, — обиделась Катя.

В толпе их стиснули, сжали. Сашка сразу почувствовал себя маленьким. Сидел, как человек, смотрел с Катей футбол. А тут он кому-то еле доставал до плеча. Носом его ткнули в чей-то рукав. Вон и Катин помпон торчит у локтя здоровенного дяди.

Вместе с толпой их вынесло на площадь. Сашка незаметно скосил глаза вправо, где они оставили Лельку.

Лельки не было. У стены стояла толстая девчонка в красном пальто и лизала мороженое острым, треугольным языком.

«Не дождалась…» — сжалось что-то в Сашке.

На остановке один за другим стояли сразу три пустых троллейбуса.

Обычно у троллейбусов тут же начиналась толкотня, вырастала очередь.

Водители надрывались, прося «остаться на следующий».