Лариса Евгеньева - Витя-Шушера и автомобиль

- Кто мне их надел, тот и сымет. Вот такочки.

Тихое Надино сопротивление победило. Классная сдалась, вконец измучившись Надиным упрямством и посвятив напоследок воспитательный час разговору о девичьей скромности и о том, что не надо слишком много внимания уделять собственной особе.

Однако дело было совсем в другом, и скоро Витя обо всем уже знал.

- А когда меня мамка в интернат собирала, сережки эти надела, говорила Надя, подперев голову рукой и пригорюнясь. - Это не мои сережки, мамины. "Буду спокойная, - говорит, - что хоть там их ирод не ухватит". Это на папашку она, он у нас пьющий. Все-все из дома тащит. А мамка взяла и завербовалась, мы лимитчики, из деревни приехали... Не сбегли от папашки: и тут достал.

- Надо прогнать, - советовал Витя, - с милицией! И засадить его, чтоб не вякал!

- Как засадишь? Свой все ж. Его мамка по сю пору любит. Он видный мужчина, рослый такой, курчавый.

В Наде было что-то неистребимо деревенское. Она говорила "огвурец", "плевается", но, странное дело, ее никто не дразнил.

Почему Вите было легко с ней? Да потому, что Надя не обращала на него внимания. Однако это было вовсе не то обидное "в упор не вижу" - просто Надя была не тем человеком, что получает удовольствие, тыкая пальцем на соринку в глазу другого, не замечая при этом в своем бревна. Витя шепелявит? Ну а Надя обожает орудовать резинкой и протирает свои тетради до дыр. Витя неуклюжий? Зато Надя на уроке пения не может взять верно и двух нот.

Что и говорить, счастливый характер был у Нади! Именно с Надей Витя-Шушера впервые разговорился, именно ей он рассказал про маму и про Алика, про свою домашнюю жизнь, когда временами ему бывало так несладко и все-таки лучше, чем здесь. Это с Надей прятались они под черную лестницу, где стояли ведра и швабры, и уминали всяческую вкуснятину, которую, несмотря на запрет воспитателей, Надя привозила из деревни после каникул: пахнущие чесноком малосольные огурчики, розовое сало, огромную, до хруста обжаренную индюшиную лапу.

- Это от дядьки, - говорила Надя, - это от мамкиной бабки. А папенькина бабка у-у-у... жадина! Напекла пирожков, а только троечку дала...

Витя, мыча, кивал головой, давясь бабкиным пирожком, который по величине один стоил трех. Конечно, если и был у Вити друг, так это Надя.

Но Надя, увы, была не в счет.

И вот настал тот знаменитый майский день, который изменил Витину жизнь. Утром в интернат приехали два автобуса от шефов, в них погрузились два класса, и автобусы повезли их в зоопарк.

Были там, конечно, и звери, и птицы, и жираф, и обезьяны, но Витя их мгновенно и напрочь забыл. Все стерло и заслонило знаменательное событие.

Произошло оно так. По дороге от жирафа к слону Витин класс набрел на продавщицу сладкой ваты - загадочного пушистого лакомства, которое таяло во рту быстрее сахара. Мелочь, конечно, была у всех, у Вити же было целых два рубля. Витя стоял в очереди, сглатывая появившуюся слюну, и предвкушал, как он накупит кучу ваты, сядет на скамейку и будет не спеша смаковать, поглядывая к тому же на жирафа.

И вдруг раздался жуткий визг. Сначала Витя подумал, что это разбушевалась какая-нибудь макака, настолько это было не похоже на человеческий голос. Однако вопил Боря Шапиро из их класса, неимоверно распялив рот и высунув до подбородка длинный розовый язык. Борьку Шапиро укусила оса! И не куда-нибудь, а в язык! Оса, захотевшая полакомиться ватой и спрятавшаяся внутри. Ну а Шапиро полакомился и ватой, и осой, и у несчастной осы не было другого выхода, как ужалить его в язык, защищая свою жизнь. Из Борькиных глаз градом сыпались слезы, смешиваясь с соплями и со сладкими слюнями, стекавшими по обеим сторонам рта, а во рту виднелась полурастаявшая вата и останки наполовину разжеванной осы.

Витю замутило от этого зрелища, и вожделенная вата сделалась отвратительной. Он вышел из очереди и не спеша побрел к слону, чтобы там подождать остальных. Он не успел еще спрятать два рубля, которые держал наготове, и, увидев киоск "Спортлото", подошел и купил два скрученных билетика "спринт", тут же раскаявшись: мама всегда ругала Витю, что деньги плывут у него между пальцев и, вместо того чтобы поднакопить и приобрести приличную вещь, он выбрасывает их на чепуху. Один билетик был без выигрыша, на другом было написано: "Автомобиль ГАЗ-24 "Волга".

Что тут сказать?.. Лишь в этот миг Витя узнал, что значит выражение "сердце ухнуло в пятки".

Затем вдруг все слова и все мысли словно метлой вымело у Вити из головы, он трясущимися руками спрятал билетик в карман и на ослабевших ногах поплелся вслед за остальными к слону и бродил так все время, до автобуса, стараясь лишь не терять из виду красные банты над "закрутонами" Нади Кот.

В автобусе его вдруг начало трясти, и в пустую прежде голову стали возвращаться улетевшие мысли. Причем влетали они туда со страшной быстротой, и первыми вскакивали междометия типа "О!", "А!", "У-у!", "Ух ты!", "Вот это да!". Потом пошли более связные. "Что ж это будет...", "Помереть можно!", "Машина!", "Машина! Ура-а-а!". Губы Вити-Шушеры расползлись до самых ушей, он потряс билетиком и сказал, ни к кому в отдельности не обращаясь:

- А я выиграл "Волгу"!

Бурмусов, перегнувшись, ловко выхватил у него билетик и ехидно поинтересовался:

- А слона ты не выиграл? С хоботом?

Он заглянул в билетик и внезапно побледнел так резко, что классная, в этот миг на него посмотревшая, спросила:

- Бурмусов, тебя укачало?

Потом билетик оказался в руках у Петракова, и тот, наоборот, стал багровым. Ябеда Редькина, выхватившая билет у Петракова, взвизгнула и заорала на весь автобус:

- Гра-аждане!.. Наш Шушера выиграл "Волгу!"

Надо ли объяснять, как счастлив был водитель автобуса, благополучно высадив свою орущую, ревущую и визжащую команду во дворе интерната! Витю-Шушеру окружили, облепили, стиснули со всех сторон. Его дружески подталкивали, похлопывали, тискали, жали ему руку, дергали за уши, за волосы, за нос, выражая этим свои поздравления и радость; кто-то из девчонок застегнул ему карман булавкой, чтобы билет не потерялся, кто-то уныло бубнил над ухом: "Во везунчик! Во везунчик!" Эта куча мала медленно катилась к главному входу, сминая растущие вдоль аллеи пионы, любимые цветы директора.

Сам директор, предупрежденный классной, уже поджидал Витю на верхней ступеньке лестницы.

- Молодец, Синьков, - сказал директор, и Витя принял это как должное, хотя при чем здесь молодец? - А теперь давай его сюда. - Директор протянул руку.

В первый миг Витя похолодел. Ну конечно, всесильный директор может запросто отобрать у него билет! Скажет: учащемуся интерната не положено играть в спортлото! А потом иди доказывай: положено - не положено. Билетик-то тю-тю.

Витя попятился, чуть не свалившись при этом с лестницы, и вызывающим, как ему казалось, а на самом деле перепуганным, писклявым голосом спросил: