Владимир Соколовский - Ребячье поле

Всем находилось занятие. Хоть и разъехались на каникулы учительницы, некому было понукать, заставлять, собирать, а дело все равно шло.

Шло оно и у кролиководов — так, что лучше некуда. Иванко Тетерлев держал своих подчиненных в строгости, следил за питанием кроликов, за чистотой в их клетках. Что потяжелее — делал сам, иногда один, иногда с приятелем Василком Давыдовым.

Василко был сирота, мирской сын деревни Лягаево. Раньше у него были и отец, и мать и жил он в дальнем лесном селе. Но вот однажды нагрянул туда со своей бандой Гришка Распута и застрелил Василкиного отца, председателя сельсовета. Мать же после того сошла с ума и утопилась в глубоком омуте студеной таежной речушки. Василко остался один.

А в те времена в коми-пермяцких больших деревнях существовал обычай: брать на мирское воспитание детей, оставшихся без родителей. Собирался сход, на нем принимали решение взять сироту, определяли, какое участие в его прокорме должен принимать каждый крестьянский двор. Выбирали семью, в которой он будет жить, и обязательно старались, чтобы люди в ней были подобрее.

Василко жил у бездетных стариков Москалевых, Прокопия и Манефы. Они любили приемыша, считали своим наследником, но были уже старенькие, и большая часть работы по хозяйству ложилась на Василка. Мальчик не роптал на судьбу, все делал старательно, только иногда садился куда-нибудь в уголок и долго плакал: по тятьке, по мамке, по родному дому в дальней лесной сторонушке…

Характером Василко был немногословный, работящий, хозяйственный и скуповатый. Примерно такой же, как Иванко. Поэтому они и сдружились. Василко хоть и считался в полевой бригаде и исправно там работал, но находил время помогать Тетерлеву. Да еще всякие дела по дому. Он и не любил, по правде сказать, праздной жизни, того, что другие называли отдыхом. Что еще за такой отдых! Так и возились они с кроликами, он да Иванко, ведя между собой серьезные, только им понятные разговоры.

Иногда взрослые задавали пионерам такие вопросы:

— Что это у вас за колхоз? Ерунда, а не колхоз. Ни трудодней у вас нету, ни учетчика. Как работу-то меж собой делите?

Сначала ребята затруднялись, не знали, как отвечать, но однажды, поговорив на общем собрании, решили, что ответ должен быть такой:

— Мы работаем на общий погреб. Работаем все вместе и вместе смотрим, чтобы никто не ленился. А если все-таки кто-нибудь поленится, пускай ему потом стыдно будет нашу картошку, горох или мясо есть!

В середине июня пионерская полоска опустела: председатель Иван Николаевич Мелехин позвал ребят на прополку колхозных полей.

С раннего утра, пока еще не палило сильное солнышко, уходили все школьники на поля и возвращались домой к обеду с исколотыми, изрезанными злым сорняком и прочей лишней травой руками. Вечером шли снова и снова пололи. Зато уж поля после них оставались чистыми-чистыми.

Мелехин хвалил ребят перед колхозниками:

— Вот уж они у нас молодцы!! Вот уж они помощники! Куда бы мы без них!

Два раза — утром и вечером — школьникам возили на поле молоко и хлеб. А когда наработаешься, да съешь краюшку, посыпанную крупной солью, да запьешь кружечкой прохладного молока, да поваляешься на куче выполотых сорняков — беда как славно станет! Уставали, некоторые ног под собой не чуяли, возвращаясь домой. Только Иванко Тетерлев и утром, перед работой, и днем, и вечером обязательно находил время заглянуть на школьный крольчатник, поглядеть, как идут дела. Там у него дежурили каждый день двое второклассников, и он им не давал сидеть сложа руки: рви траву! Чисти клетки! Или еще что-нибудь делай! У него, надо сказать, не лентяйничали: ребятишки видели, какой он сердитый и старательный, и сами старались, и делали все добросовестно.

Кончилась прополка, можно было бы, кажется, отдохнуть как следует, а впереди — новая забота: поднимается картошка, надо окучивать ее, рыхлить землю, убирать сорную траву. Не сошли еще с рук волдыри и порезы от прополки, а уж пора брать в руки тяпку. И родители дома шумят: ты-де сначала на своем огороде помоги, а потом уж беги на другой, школьный. А там небось картошка тоже ждать не будет, ее тоже окучивать надо.

Измаялся Артёмко Дегтянников: днем дома тяпает, торопится, а вечером бегает по своей деревеньке Тюиково да по Лягаеву — хочет собрать ребят, чтобы идти на пионерское поле. Он и председатель, и бригадирских обязанностей с него не снимали. Но никто даже на улицу не выходит — так устают за день, что и до ужина редкий дотянет — валятся спать.

Все-таки, что ни говори, на домашнем огороде лучше, там семья, потяпают все вместе пару дней от души, глядишь — и окучена картошка.

А если поле твое — пионерское, колхозное — кто поможет?

Солнце между тем палит, земля сохнет, сорняки лезут из земли, глушат картошку.

И вот кончилась домашняя страда. Артёмко с бригадиром третьеклассников Максимком Мелехиным вечером обежали всех, предупредили строго: чтобы с утра всем быть на поле! Со своими тяпками. Артёмко навестил последнего своего подчиненного, на самой окраине Лягаева, сел отдохнуть на лавку перед избой. Глянул вдруг на идущую в деревеньку со стороны лесов дорогу и — подпрыгнул, глазам своим не поверил. Отер глаза рукой, проморгался, смотрит снова — нет, вроде не блазнит ему: топает по дороге Олёнка Минина, Олёнка-председательница!

— Эй, Олёна!

Подошла, упала рядом на лавку. Вся в пыли, дышит тяжело.

— Ох, ноженьки мои! Ох, спинушка моя! Как бы дойти до бабушки Окули, маленько хоть водицы испить.

Артёмко сбегал в избу, принес ей воды в ковшике.

— Ты откуда?

— Из дому, с выселка. Тридцать, почитай-ко, верст за день отшагала.

— Зачем?

— Ой, Артёмко! Хорошо дома, да только сердце все ноет, спасу нет. Как тут живете-то без меня? Поле-то наше пионерское хоть окучивали, пололи?

— Завтра начинаем. Все по домам возились, тяпали. Гли, какие у меня мозоли. Хоть тряпкой руки завтра оборачивай.

— Ой, справимся ли, Артёмко! Какая на этой окучке работа тяжелая! Я тоже дома все ладоши ссадила.

— Ничего, Олёнка. Нас ведь много.

Много-то много — так ведь и земля сухая, ее разбить надо. Еще подсечь и вытащить липучий, цепляющийся за одежду вьюнок или колючий репейник, оборвать мелкую траву. Очистить, взрыхлить, подгрести землю к каждому гнездышку.

Работать начали рано; потом, переждав по домам самую сильную жару, снова собрались на поле и взялись за тяпки. Ребята устали, саднили руки, болели мышцы, и настроение к вечеру было уже неважное. Казалось, работали, работали, а полю еще не было видно ни конца ни краю. Олёна с Артёмком, тоже усталые, еще бодрились, пытались пошучивать, хоть и тяжело было на душе: видно ведь, что ребята выдыхаются, и неизвестно, хватит ли сил у них еще и на завтра, и на следующие дни. Особенно тяжко было смотреть на третьеклассников, Максимкову бригаду. А с каждым днем работать будет все хуже: картошка-то растет, обрабатывать ее становится труднее; растет и сорняк.