Всеволод Нестайко - Пятёрка с хвостиком

Но вечером мама вздохнула и сказала:

— Да, сынок, с папой нам не повезло. Он не достоин нашего с тобой внимания. Нехорошим он оказался человеком. Не будем о нём вспоминать. Главное, что у меня есть ты, а у тебя есть я. Будем любить друг друга и не пропадём.

И так она это откровенно и просто сказала, что Ивасик понемногу успокоился.

Тина Ярёменко, востроносенькая, курчавенькая, с несколькими точечками-родинками на щеках и на шее, очень любила смеяться. Правда, удавалось ей это не всегда.

Жила Тина вдвоём с папой. Мама папу оставила, вышла замуж за какого-то военного и уехала. Когда на суде Тину спросили, с кем она хочет остаться, с папой или с мамой, она, не задумываясь, сказала:

— Конечно, с папой.

Собственно говоря, папа для неё с малолетства был и папой и мамой. Папа её, маленькую, пеленал, купал, кормил из соски.

Мама Тинина была артисткой — хористкой в театре оперетты. Она никогда не имела ни минуты свободного времени. С утра у неё были репетиции, вечером спектакли. И папе, конечно, пришлось самому заниматься Тиной. Делал он это с удовольствием, потому что Тину любил.

Папа был весёлый человек, добрый, но маму это не устраивало. Тина помнила, как мама, не стесняясь её, Тины, истерически кричала на папу:

— Паяц! Осточертели мне твои дешёвые шуточки! Я за них себе новое платье не куплю. Не умеешь заработать, как инженер, иди в мясники. Ничтожество! Неудачник!

Папа молча виновато улыбался и то и дело поправлял на переносице указательным пальцем сползавшие очки.

Тина не выдерживала и тоже начинала кричать на маму:

— Не трогай! Не трогай! Это мой папа! — и топала ногами.

— Ну и целуйся, целуйся со своим папочкой! — кричала мама. — А я не хочу!

Тина никогда теперь не вспоминала маму. Будто её и не было вовсе.

Так получилось, что Ивасика и Тину Глафира Павловна в первый же день в первом классе посадила за одну парту.

И когда было родительское собрание, на котором выбирали родительский комитет, Тинин папа, Николай Иванович, и Ивасикова мама, Лидия Петровна, тоже сидели за одной партой. (Глафира Павловна садила родителей на те же места, где сидели их дети.)

И Николая Ивановича, и Лидию Петровну избрали в родительский комитет.

Глафира Павловна была очень ими довольна. В родительском комитете Николай Иванович и Лидия Петровна работали больше и активнее всех.

Лидия Петровна устроила в классе аптечку (она была медсестрой). А Николай Иванович смастерил для аптечки в углу очень симпатичный навесной шкафчик со стеклянными дверцами.

Когда Николай Иванович мастерил, то просил Ивасика помочь. Ивасик подавал инструменты, гвоздики, держал реечки. И даже два гвоздика забил сам. Правда, первый согнулся. Но Николай Иванович выпрямил его, весело проговаривая:

— Ишь чего выдумал! Сгибается! По шляпке его за это, по шляпке! Тина стояла рядом и смеющимися глазами влюблённо смотрела на папу.

Сперва Ивасику понравилась и сама Тина, и её папа-особенно папа. И отношения между ними понравились — шуточные, весёлые отношения.

— А ну, Христя, раскрывай дневник! Что у тебя сегодня вскочило туда? говорил папа, приходя забирать её с продлёнки.

— Пожалуйста, товарищ папа! За крючки пятёрочка зацепилась. А с палочками хуже, кривенькие вышли, больше тройки не потянули, — комично жаловалась Тина.

— Ай-яй-яй! Объявляю вам своё, родительское «фе»! Приказываю — палочки выровнять, тройку исправить!

— Есть! — Она бросалась папе на шею и целовала его. (В душе у Ивасика шевелилась зависть.)

Однажды они пошли всем классом в оперный театр на балет "Лесная песня". И сидели рядом — Ивасик с мамой и Тина с папой. Ивасику было радостно.

А перед Октябрьскими праздниками они пошли в кино, уже без класса, просто вчетвером: Тина с папой, Ивасик с мамой. И потом ещё дважды ходили. И ничего в этом не было странного, всё нормально.

Но как-то перед Новым годом на перемене Ивасик услышал, как Соня Боборыка (она и тут оказалась с ними в одном классе) сказала в группе учеников:

— А её папа ухлёстывает за его мамой.

— Хи-хи! — хихикнул Гришка Гонобобель.

Ивасика словно кипятком обварило.

Соня Боборыка ещё что-то сказала, но он уже не разобрал, потому что быстро прошёл мимо, сделав вид, что не расслышал.

Ивасик и сам замечал, что мама последнее время стала больше прихорашиваться, следить за собой. И настроение у неё было более весёлое — она частенько даже напевала, чего раньше никогда не делала. Но Ивасик только радовался этому.

И вот, выходит…

На уроке он ни с того ни с сего вдруг толкнул локтем Тину:

— Подвинься! Расселась…

Она удивлённо взглянула на него. Но ничего не сказала, подвинулась.

И так стало горько Ивасику, что и словами не выразить.

После продлёнки их пришли забирать вместе и его мама, и Тинин папа.

Они стояли в вестибюле рядом. Он рассказывал ей что-то весёлое, видимо шутил, а она смеялась, да так охотно, так звонко, так радостно, как не смеялась никогда раньше.

Ивасик вдруг почувствовал, что маму у него забирают. Что она не принадлежит больше безраздельно ему и только ему, как это было всегда. Что она, когда вот так смеётся, почти чужая ему. Тинин папа перехватил его враждебный взгляд исподлобья и широко раскрыл глаза:

Ов-ва! Что случилось? Уж не подрались ли вы с Христей? «Товарищи»!

— Нет-нет, папочка! Всё в порядке, — поспешила сказать Тина.

По дороге домой Ивасик молчал.

И только дома вдруг выкрикнул отчаянно:

— Зачем он тебе?! Зачем они нам?! — и горько заплакал. Мама растерянно замерла, потом порывисто обняла его:

Ну успокойся, успокойся, сынок! Что ты! Что ты… Никто, никто мне, кроме тебя, не нужен. Никто!

Лишь когда он перестал плакать, она тихо сказала:

— Я почему-то думала, что они тебе нравятся. Мне так казалось… А если пет, то, конечно…

Он ничего не ответил.

На следующий день, когда родители пришли забирать их после продлёнки, Николай Иванович и Лидия Петровна стояли уже в разных концах вестибюля. Будто незнакомые. Тинин папа то и дело поправлял пальцем очки на переносице и смущённо улыбался. Никаких шуток, никаких острот. Ивасикова мама смотрела устало и безразлично.

Наступил Новый год, а потом каникулы.

Ивасик совсем успокоился.

Только заметил, что мама перестала прихорашиваться и напевать.

Однажды в конце каникул поздно вечером мама подошла к окну и вдруг в отчаянии махнула рукой, потом резко обернулась и взглянула на Ивасика. Неизвестно почему, Ивасик сделал вид, что ничего не заметил. Но через минуту подошёл к окну и посмотрел на улицу. На той стороне под деревом против их дома кто-то стоял. Был мороз, метель, одинокие прохожие торопились, стараясь быстрее спрятаться в дом или троллейбус. А этот стоял, топчась на одном месте, и ёжился от холода. Потом вдруг дёрнулся и спрятался за дерево.