Федор Гладков - Повесть о детстве

Кто-то хитро и ловко обманул станового и этого чиновника, и они оказались в дураках. Печати были целы и невредимы, пол и потолок не тронуты, а иконы и книги бесследно пропали. И это была действительно загадочная работа:

как могли люди проникнуть в надежно запечатанную горницу и вынести все до мелочей? Вспомнились Паруша и Мосей с Архипом, которых она повела с собою и о чем-то с ними советовалась. Но Мосей и Архип были "мирские", а Паруша, как баба, ничего не могла сделать: бабы не допускались распоряжаться в моленной, как нечистая плоть.

Значит, тут хозяйничал только Митрий Степаныч, настоятель. Но он казался таким расстроенным и раздавленным этой бедой, что нельзя было и подозревать его участия в этом таинственном событии. Вспомнилась и нынешняя ночь, когда отец и Сыгней необычно пропали куда-то надолго и я уснул, не дождавшись их. Почему бабушка Анна беспокоилась обо мне сегодня утром и сердито внушала мне быть немым и не подходить к моленной?

Становой еще хрипел на улице, но голос его стал дальше и глуше: должно быть, он сошел с крыльца. Залязгал железный ставень, и в пустой моленной это г лязг загрохотал, как гром. Мы выбежали на крыльцо, и я увидел, как становой сам лез по лесенке вверх, заглядывал в щели между резными и накладными наличниками и венцами, засовывал туда пальцы, тряс все оконное сооружение и рычал:

- Ни черта!.. Никаких следов!..

Он слез и приказал Мосею перетащить лестницу к другому окну.

- Николай Иваныч, прошу!.. - пригласил он чиновника. - Обследуйте сами: может быть, у вас глаз острее.

Чиновник усмехнулся и отрицательно покачал головой.

- Нет-с, увольте. Я в этих делах профан. Обследуйте сами.

- Это что значит-с? - с ехидной злостью прохрипел становой. - Хотите на чужой спине проехаться?

- Я ничего не хочу. Оставьте меня в покое. Потребуйте сведущих людей, пусть они и обследуют.

- Эт-то кого же? Этих прохвостов и мошенников? Спасибо за совет.

И он разъяренно полез к другому наличнику. Здесь он задержался дольше и даже сунул свой красный нос в пазуху между стеной и наличником и понюхал раза два старое дерево. Так он облазил все окна и злой возвратился к крыльцу.

- Пишите акт, Николай Иванович, и обязательно подчеркните, что в этом кулугурском капище, несомненно, работал черт. Наверху, на подлавке, никаких признаков: накаг твердый, без повреждений, пол тоже не поднимался.

- А если бы и поднимался, - заметил в тон ему чиновник, - то вынести такие громоздкие вещи, как иконы, нельзя: кругом глухой каменный фундамент. Да и проникнуть внутрь человеку невозможно: продухи в один кирпич, да и те законопачены.

- Можете писать, что угодно, пожалуйста, меня это не беспокоит. Одним словом, чисто сработано. Пусть разбирается в этом сам губернатор. Стоднев, зови на завтрак!

Пошли! Не забудь распорядиться задать овса лошадям да поднеси чашку водки кучеру. Она тебе все равно дешево стоит - безакцизная. Ну-с, батюшка, остается нам с тобой одно - напиться вдрызг...

Поп глухо подхохатывал.

Толстое лицо Пантелея уже расплывалось в угодливой улыбке, и он, ободренный становым, поглаживал свою широкую бороду толстыми пальцами. Гроза миновала, и пpи - став, после яростной вспышки, рвется к богатому столу Митрия Степаныча, где в графине переливается всеми цветами радуги водка. Но сам Митрий Степаныч стоял поодаль, опустив голову. Пощипывая реденькие волоски нл подбородке, он смотрел застывшими глазами в землю. Чиновник почему-то весело усмехался и подмигивал мне и Ку - зярю. Меня особенно привлекал его портфель, сложенный узким голенищем с сверкающими бляшками.

- Ну, веди, Стоднев! - грохотал становой, подхватывая Митрия Степаныча и попа. - Нечего прикидываться преподобным угодником. Ты такой ловкий пройдоха, что можешь замести любые следы... Тебе бы вместо кулугурского наставника быть главарем шайки воров. А ты, Пантелей, хоть тоже мироед, но в подметки не годишься этому жулику.

И становой захохотал, в восторге от своего остроумие А Митрий Степаныч оскорбленно и с кротким достоинством пропел дрожащим голосом:

- Мне обидно и горько, господин становой, как вы меня бесславите. От этой беды я места себе не нахожу Я чую, что это мирские по озорству сделали, а как - ума не приложу. И дела этого я не оставлю. Богом прошу не наводить на меня бесчестия. Вот господин... не знаю, какой его чин... может подумать всякую скверну... тоже и батюшка.

- Ну, ну, зубы не заговаривай! - хохотал становой. - Пошли! У него, Николай Иваныч, редкостный балык

F даже есть коньячок с четырьмя звездочками. Батюшке это хорошо известно.

Чиновник весело усмехался.

Кузярь засмеялся и победоносно ткнул меня в бок.

- А что я тебе сказывал, ну? Отгадай загадку: целы двери и окошки, а пропало все до крошки. - И прошептал нетерпеливо: - Это Мосей с Архипом... Окошки с косяками вынули, а потом опять вставили. Вот мастаки!.. Черта с два дознаются...

Мосей трепыхался, как петух, и ликовал, оскалив стертые зубы. Когда все пошли по луке, а кучер поехал вслед за ними, он забормотал, пощелкивая пальцем по лаптю:

- Умных-то печаль красит, а дураки - народ веселый.

XXXV

Мирской сход собирался обычно у пожарного сарая, с коло моленной. Толпа стариков и мужиков, тесно сбитая и будоражная, галдела на всю площадь. Мы, малолетки, всегда сбегались к этой толпе, слушали разноголосый гам.

Для нас это было развлекательным зрелищем. Мальчишки прибегали и с той стороны, и с далеких концов длинного порядка. Тут уже забывались враждебные отношения между заречниками и нами: мы как будто тоже принимали участие в мирских делах. Здесь завязывалась новая дружба с однолетками той стороны и с теми, кто жил на разных краях деревни. Кузярь был своим человеком среди всех парнишек, и с каждым у него были какие-то свои дела. Он самоуверенно и независимо держал себя в той или иной группе мальчишек, словно обладал какой-то властью над ними. К нему относились с опасливым уважением. Он был в курсе всех событий, которые совершались в повседневной жизни ребят и той и этой стороны. Его проделки с котенком и разгоном арестованной скотины облетели всю деревню и окончательно утвердили его авторитет.

Шустёнок, сынишка сотского, приземистый, коротконогий, без шеи, подходил ко мне важно, с достоинством взрослого парня, и с хитрой, знающей усмешкой говорил небрежно:

- Ну, кулугур, как дела? В жигулевке еще не сидел?

Его маленькие колючие глазки подозрительно впивались в мое лицо. Никто из мальчишек его не любил, и всегда отходили от него с недобрым чувством. Все боялись его и отмалчивались на его злые насмешки и каверзные вопросы Держал он себя со всеми, даже с парнями, заносчиво, дерзко, кичливо и хвастался:

- Я всех сильнее в деревне: хоть не дерусь, а у каждого душа в пятки уходит. Скажу тятьке чего мне в голову придет, и всякого он в жигулевку засадит.