Антонина Голубева - Мальчик из Уржума

- Это я разбил...

- Ей-богу, бабушка, он, а не мы. Мы не разбивали, - закрестилась Лиза.

- Ах вы, разбойники, ах вы, раззорители! - закричала бабушка и, чтобы никому не было обидно, выдрала всех троих.

Бабушка Маланья была иной раз непрочь и припугнуть ребят.

- Вот брошу вас и уеду, куда глаза глядят. Живите одни, как знаете, раз такие озорники и неслухи, - грозилась она.

Однажды, когда ребята опрокинули в сенях кувшин с квасом, бабушка отшлепала их и пошла нанимать лошадь, чтобы ехать в деревню Поповку. Целый день ребята просидели одни дома. Сережа несколько раз выбегал к воротам поглядеть, не идет ли бабушка, но бабушка всё не шла. Маленькая Лиза со страха начала реветь. Как же они теперь без бабушки жить будут? Откуда денег достать, чтобы хлеба купить? А ночью как одним спать? Страшно ведь!..

Только под вечер, когда стемнело, вернулась домой бабушка. Ребята поджидали ее во дворе около дома. В три голоса начали они упрашивать бабушку остаться с ними и не уезжать в Поповку.

Бабушка не сразу согласилась.

- Я уж и лошадь наняла у Ивана Павловича, только сундучок взять осталось. Ну, да так и быть, на этот раз останусь. Только смотрите - не озоруйте у меня!

Строгая была бабушка Маланья. Но бывало стоило ей начать рассказывать сказки, как ребята забывали обо всех ее строгостях и воркотне. Рассказывать бабушка была мастерица. Больше всего ребята любили сказку про "Сиротку". Сказка была такая:

В некотором царстве да в некотором государстве жили-были муж с женой. И была у них дочка. Жили они припеваючи, да вдруг случилась беда: заболела и померла мать. Осталась дочка сироткой. Стали соседи отца уговаривать: женись, мол, да женись, одному мужику со всем в доме не управиться, - и хозяйство, и дочка на руках. Подумал мужик, подумал и женился. Пришла мачеха в дом, а с ней вместе горе пришло. Ведьмой оказалась мачеха. Такая зловредная баба, с утра до вечера падчерицу корит. Всё ей не так да не эдак. То бьет сиротку, то голодом морит. А та себе поплачет, поплачет втихомолку, а пожаловаться отцу не смеет.

Скоро родилась у мачехи своя дочка. Совсем житья не стало сироте. Раз утром отец и говорит ей: "Собирайся, дочка, поедем в лес". Поехали они в лес. А в лесу отец и признался: "Велела мне мачеха тебя в лесу оставить, велела она тебе руки отрубить". Заплакала девочка, положила руки на пень. Отсек топором отец ей руки по локоть. Сел на лошадь да и ускакал. Ходит сиротка безрукая по лесу, плачет навзрыд. Тихо в лесу, только в ответ ей кукушка кричит: ку-ку, ку-ку. На ночь залезла девочка в дупло, чтобы медведь ее не съел, а утром опять побрела по лесу пристанище искать. Шла, шла и набрела на маленькую избушку в лесу, - видно, охотники тут когда-то жили. Осталась сиротка в этой избушке жить.

Идет год за годом, растет сиротка, как березка, в лесу. Красавица девушка стала, только безрукая.

И вот надумала девушка пойти в ту сторону, где больше солнце греет. Шла она, шла и увидела большой фруктовый сад. Видит - висят на дереве яблоки заморские. Невиданные птицы на деревьях поют. Хотела сиротка сорвать яблоко, а не может - рук нет, ртом тоже не достать - высоко. Стоит бедная, смотрит на яблоню. Вдруг слышит - сзади кто-то говорит: "Сорви, красавица, яблоко, сорви". Оглянулась она и обомлела. Стоит перед ней раскрасавец молодой. Одежда на нем золотая в брильянтовых камнях, - как солнце горит.

Стала сиротка вытягивать вперед свои обрубочки. Глядит - выросли они, и стали на них расти пальцы. Сначала большой, потом указательный, потом средний, за ним безымянный, - одного мизинца не хватает, а под конец и мизинец вырос. На обеих руках по пяти пальцев выросло. Заплакала от радости сиротка. Подошел к ней красавец, сорвал ей яблоко "белый налив" и повел ее к себе во дворец.

С той поры стали они жить-поживать да добра наживать.

Ребята знали эту сказку наизусть, а всё-таки любили ее слушать. А еще нравилась им бабушкина песня про добра молодца. Подперев щеку рукой, пела ее бабушка тоненьким жалобным голоском:

Разъезжает молодец на добром коне,

Выпали у молодца вожжицы из рук.

Спали у удалого перчаточки с рук.

Знамо мне, удалому, в солдаты итти,

Моей молодой жене солдаткой быть,

Моим малым детушкам плакать-горевать...

Грустная была песня, а хорошая. Сережа слушал бы ее всю ночь напролет. Да бабушка засиживаться не любила. Керосин жалела жечь зря.

Глава V

НУЖДА

За покойного мужа-солдата бабушка получала пенсию - тридцать шесть рублей в год да рубль семьдесят копеек квартирных. В году двенадцать месяцев. Разделишь эти деньги на двенадцать, так на месяц только три рубля придется, а в месяце тридцать дней. Три рубля на тридцать разделишь, так только по гривеннику в день выходит.

Попробуй проживи на гривенник вчетвером, чтоб все были сыты, обуты и одеты.

У бабушки руки опускались - что тут делать, как быть? Не хватает ни на что ее солдатской пенсии. Придется, видно, надеть внукам через плечо холщевые сумы и послать побираться. Пойдут они по домам, станут под окошком, запоют в три голоса:

- Подайте милостыньку сироткам. Подайте корочку хлебца.

Иные хозяева нищих от окошка прогоняют. А то и злыми собаками припугнут.

Начала бабушка советоваться с людьми. Пошла к своей соседке, к Санькиной матери, Устинье Степановне.

- Как быть, Степановна? Пропадаем. Хлеба черного ребятам, и того вдосталь нет. Уж не долог мой век - помру. Пенсия в казну пойдет, а что с внуками будет?

Думали они, думали вместе и рассудили так: одно остается - пойти бабушке в приют, попросить, чтобы взяли туда ее внуков.

Но просить легко, а выпросить трудно.

Приют содержался на деньги купцов и чиновников. Было в приюте всего сорок мест. А бедняков, желающих отдать в приют своих ребят, в городе больше сотни насчитывалось. Без знакомого человека тут уж никак не обойдешься. И надумала бабушка Маланья сходить к своему прежнему хозяину, чиновнику Перевозчикову. У него большое знакомство среди уржумского начальства было, и сам с женой часто в гости к председателю благотворительного общества хаживал - в карты играть.

Надела бабушка самую лучшую кофту, вытащила из зеленого сундука кашемировый платок: как-никак к господам идет - надо поприличнее одеться. Пришла она к чиновнику Перевозчикову, стала просить похлопотать за ее внуков, чтоб их в приют приняли.

- Откажут тебе, Маланья Авдеевна, - сказал Перевозчиков. - У тебя ведь собственный дом имеется. Домовладелицей считаешься.

Бабушка от обиды чуть не заплакала.

- Ну и дом! У иного скворца скворечник лучше. Из-под пола дует, стены осели, двери скособочились. Окна силком открывать приходится: все рамы порассохлись. Одна слава, что дом!

Выслушал Перевозчиков бабушку, почесал подбородок.