Борис Екимов - Короткое время бородатых

- Заболел, доченька. Ну, ничего, - осторожно отстранив Леночку, он отнес в кабинет отобранные сшивки и, вернувшись, сказал:

- Давай все же уберем, доченька, все на место.

- Чтобы мама не ругалась?

- Чтобы мама не ругалась.

Когда дело было сделано, Прокопов взял лист бумаги, написал на нем: "Васильевна! Придержи мое чадо часок-другой. У меня дела, а она мне голову заморочила". И сказал дочери:

- Пойди на склад и отдай тете Варе эту записку.

- Отдам, - пообещала Леночка и выбежала из комнаты.

А Прокопов так и остался сидеть в приемной. И сидел до тех пор, пока жена не пришла.

- Прокопыч, - заговорила Клавдия с порога, - я все же решила взять костюм, про который говорила. Он, правда, дороговат, но зато - вещь. Я сейчас примеряла, Настя говорит, бери и не думай, прямо на тебя сшито.

Прокопов покивал головой, соглашаясь, встал и спросил:

- Так где же проекты? Где проекты все-таки, милая моя жена, помощник и опора.

- Какие проекты? - испуганно залепетала Клавдия. - Проекты... Какие тебе проекты нужны?.. О чем ты говоришь, не пойму... - взгляд ее перебегал от Прокопова к столу, снова к Прокопову и опять к столу.

Подойдя к жене, Прокопов обхватил ладонями ее плечи и легонько потряс. В его больших руках Клавдия стала маленькой, щуплой. Казалось, нажми Прокопов чуть сильнее, и хрупнут Клавдины косточки.

- Я тебя сколько раз просил: научись врать... Научись врать... - тихо и горестно говорил Прокопов. - Научись так врать, чтобы я тебе хоть немного мог верить. Так нет же... - оттолкнул он ее. - У тебя все на лбу написано.

Клавдия заплакала.

- Пошли, - жестко приказал Прокопов, открывая свой кабинет. - Пошли, здесь будем слезы лить.

Пропустив Клавдию, он запер дверь на ключ.

Они пробыли в кабинете не очень долго и вышли вместе.

- Леночку забери, - сказал Прокопов. - Она у Васильевны. Забери и сиди. Жди меня.

Клавдия уже ступила на порог, когда Прокопов ее остановил:

- Подожди. А почему ты в пятницу их не положила? С почтой. Ведь без толку было держать!

- Я хотела... хотела. А потом товары привезли в магазин. Настя прибежала. И я забыла.

- Това-ары... Магази-ин, - презрительно процедил сквозь зубы Прокопов. - Иди!

И сам пошел было к себе в кабинет. Дверь отворил, поглядел на стопку сшивок с проектами, что на его столе лежали, и повернул назад. Уселся за стол Клавдии, бездумно ударил пальцем по клавише машинки. Потом еще раз.

И начал по клавишам стучать. Одним пальцем. Машинка щелкала сухо, отрывисто. Буквы ползли по белому листу бумаги.

За этим занятием и застал его Лихарь.

- Специальность новую приобретаешь?

- Приобретаю...

- Заболела, что ли, Клавдия?

- Заболела.

- Хоть девку эту позови, студентку. Все что-то соображает.

- Студентке не сообразить, - медленно проговорил Прокопов и, поискав глазами, нашел клавишу с точкой. Сильно ударил по ней. Пробил тонкую бумагу.

- Чего дурью мучаешься? - пожалел его Лихарь. - Скажи Ольге, она сделает. Ишь какой... стеснительный стал.

Он подошел к столу, поглядел на лист, что в машинке был заложен, потом на Прокопова.

- Что? - взглянул на него Прокопов. - Не понимаешь? Забывать стал грамоту? Садись, я тебе все прочитаю. Садись, послушай, до чего Прокопов дожил.

Лихарь, взяв от стены стул, уселся рядом, слушал молча, угрюмо, гладил шрам на беспалой руке.

- Вот и все, - закончил Прокопов, вынул из машинки лист, смял его, бросил в угол.

- Видно, не все, парень, - с горечью сказал Лихарь. - Думается мне, что не все.

- Что не все? - поморщился Прокопов. - Все как на духу.

- Это на твоем духу все. Ну, раз день такой, давай уж до конца.

Он поднялся, открыл дверь, крикнул:

- Оля! Оля! У тебя ноги быстрые, сбегай к студентам. Там комиссар есть, Григорий. Пусть сюда идет. Скажи, Лихарь звал. Быстренько!

- Ты чего? - недовольно спросил Прокопов. - Какие еще комиссары... Сам не можешь сказать?

- А я, парень, сам тоже ничего не знаю. А лишь догадываюсь. Так что давай ждать.

Приказом начальника участка Валерий Никитич был отстранен от должности прораба. Антон Антонович Лихарь назначен врио. В тот же день он снял бригаду Володи со школьной мастерской и перевел на спортзал, который нужно было строить рядом. Бригада начала бузить: кому охота снова в земле ковыряться. Но Лихарь быстро успокоил:

- Мастерская будет рубленая, - сказал он. - У вас опыта нуль. А Калинин склад рубленый сложил. И вообще, у вас коммуна или вы на артели шабашников разбились?

На том разговор и закончился.

На площадке спортзала в первый же час, только-только тронув лопатой землю, ребята наткнулись на вечную мерзлоту.

Сколько было дурацкой радости! Все побросали лопаты и ощупывали, обнюхивали, пробовали на язык, прикладывали к щеке комочки стылой земли, дивились светлой полосе ледяной жилы, проступившей в том месте, где Петя-большой начал копать угловую яму. А первооткрыватель жилы стоял гордый, словно была она не из льда, а из чистого золота.

Только бригадир не разделял общего восторга. Он прошелся по всей длине чуть намеченной канавы, выругался вполголоса, поверив, что это не обман, и сел возле ликовавших парней, скучно опершись рукой на ладонь.

А через полчаса заскучала и вся бригада, с каждой минутой все более убеждаясь, что лопатой эту землю не возьмешь, а ломом бить - и к отъезду ям не выроешь.

Тут уж Володя отвел душеньку! Он петухом наскакивал то на одного, то на другого, кричал:

- Ну, что? Докаркались! Чего же стоите? Целуйтесь со своей мерзлотой! и пилотка его съезжала на затылок. - Давайте, давайте! Берите ломы и вперед! Вам же р-р-романтика нужна! Экзотика! - слова романтика и экзотика он произносил с омерзением, словно подташнивало его.

- Вечная мерзлота нужна? Медведи всякие? Ну, вот ты, - наскакивал он на Петра-большого, - ты же громче всех ревел. Чего стоишь? Бери лом и долбай! Будет, как в кино.

Ручищи у Пети повисли вдоль тела, он тяжко сопел и молчал.

- А ты тоже визжал, будто тебя жена щекочет! Чего же стоишь?

Петя-маленький сокрушенно качал черной галочьей головой, уныло шмыгал носом и лез в карман за сигаретами, бормоча:

- Ошибка вышла, бугор. Сплоховали.

Этот спектакль продолжался минут пять, пока бригадир не выдохся и не проговорил, утирая лоб:

- Дайте, что ли, закурить с горя!

Несколько пачек повисло в воздухе, а кто-то, догадливый, уже зажженную сигарету услужливо сунул бригадиру в рот.

- Не повезло нам, народ, - пожаловался Володя. - Значит, разделимся на две группы. Одна будет днем работать, другая ночью. Свет протянем. Будем раскладывать костры, прогорит - копать, сколько оттает. Солярку привезем, чтобы лучше горело. А дров не занимать.

Дров действительно хватало: вокруг валялись и бревна, и обломки досок, и негодные поломанные брусья. Но за двое суток, пока горели костры на площадке, то затухая, то взметываясь к небу, когда плескали в огонь солярку, за двое суток земля вокруг стала чистой - ни щепки.