Эрих Кестнер - Мальчик из спичечной коробки

Гости смеялись. Хозяйка смеялась. А когда девочка за соседним столом воскликнула: «Мама, посмотри, какая свинья!» — всеобщему восторгу не было предела.

И вдруг стало совсем тихо. Что же произошло?

Бернгард кое-как разлепил склеенные пудингом ресницы и остолбенел. Надо сказать, что для этого у него были все основания. Трое мужчин стояли вокруг него и совсем не смеялись.

Но это ещё не всё. Из нагрудного кармана у одного из них выглядывал маленький знакомый, который, указав на Бернгарда рукой, отчётливо произнёс: —

Господин комиссар, это он!

После того как вымазанный пудингом Бернгард был препровождён в Главное управление, Максик должен был отправиться в гостиницу. Эрих Шустрик остановился у машины и сказал:

— Ну, больше я вам мешать не буду!

— Ты едешь со мной, — сказал Максик. — Из-за ананасного торта. И вообще… —

Конечно, ты едешь с нами, — сказал комиссар, — я же должен записать все твои данные. И вообще…

— Идёт, — сказал Эрих. — Всё равно мои родители у тёти Анны, у младенца и вообще…

Тут все трое рассмеялись и быстро покатили в гостиницу.

А в гостинице — инспектор Мюллер Второй уже позвонил туда — собрался весь персонал, начиная от директора и кончая лифтёрами. Все они столпились в вестибюле и кричали:

— Слава Маленькому Человеку! Трижды слава!

Девушки-телефонистки размахивали огромными букетами. А главный кондитер протянул Максику ананасный торт. Он был величиной с автомобильное колесо.

— Ну, что я тебе говорил? — обратился Максик к Эриху. — Ананасный торт!

Эрих поморщился:

— И ничего другого? Меня бы больше устроила телячья отбивная!

Максик подозвал директора:

— У вас найдётся телячья отбивная?

— Не меньше трёх дюжин, — ответил директор, — нежные, как масло.

— Сколько ты съешь? — спросил Максик.

— С меня хватит одной, — ответил Эрих. — С картофельным салатом, если можно.

— Прекрасно. Значит, телячью отбивную для молодого человека, — повторил директор гостиницы.

— Не для какого-то молодого человека, а для меня, — поправил Эрих.

Роза Марципан поднялась с Максиком на лифте. Она крепко держала Маленького Человека обеими руками, нежно прижав его лицо к своей щеке.

— Он знает? — спросил Максик.

Роза кивнула.

— Уже целых пять минут. Только он не хочет спускаться.

Лифт остановился. Роза пошла по коридору. Постучала в дверь.

— Это мы!

Дверь отворилась. Профессор протянул к ним навстречу руки.

— Проходите! — сказал он чуть хриплым голосом, словно был простужен.

Роза, смеясь, покачала головой.

— Не могу видеть плачущих мужчин. Через час я за вами зайду.

Она вручила Йокусу Маленького Человека, сделала реверанс и побежала к лифту.

Ровно через час она прижала ухо к двери. И не поверила этому уху: из комнаты слышались команды. Просунув голову в дверь, она увидела, что Максик тренируется на красавце Вольдемаре. Он старался что было сил.

— Быстрее, сынок! — командовал Йокус. — Проворней! Я гляжу, ты растолстел. Вот чего б я не хотел! А чего бы я хотел?

— Чтобы я не растолстел! — радостно рифмовал Максик, исчезая в Вольдемаровом галстуке.

Узел вмиг развязался, и Максик вместе с галстуком, незаметно направляемый рукой Йокуса, исчез в левом внутреннем кармане куклы.

Красавец Вольдемар тупо смотрел перед собой, но ничего не чувствовал. Роза просунула голову в дверь.

— Браво, артисты! — воскликнула она и захлопала в ладоши.

Эмма и Минна, обе голубки, прыгали взад-вперёд по шкафу и восторженно хлопали крыльями.

— Ещё два часа таких упражнений, и он обретёт прежнюю форму, удовлетворённо сказал Йокус. — В пятницу мы сможем выступить.

Максик высунулся из кармана профессора.

— Ваша милость, это невозможно! В пятницу я лечу с Отто и Бернгардом к сеньору Лопесу в Южную Америку!

Обед состоялся в Голубом салоне и понравился даже Эриху. Правда, когда дело дошло до отбивной, у него на глазах выступили слёзы. Но атому была виной английская горчица, с которой он раньше не был знаком.

— Век живи, век учись, — сказал он, обмахивая язык салфеткой, как веером.

Йокус съел не четыре шницеля, а только два. Впрочем, обед и так затянулся. Потому что на Йокуса сразу свалилась куча дел: надо было обсудить с директором Грозоветтером предстоящее в пятницу представление. А тут ещё беседы с репортёрами, то и дело врывавшимися в ресторан. И наконец, хотя и не в последнюю очередь, разговор с полицейским комиссаром Штейнбайсом, который с небольшим опозданием, но всё же явился в гостиницу из Главного полицейского управления.

— А кто, собственно, получит объявленную мной награду? — спросил профессор у полицейского комиссара.

— Эрих! — вмешался Максик. — Это ясно как день!

— Я? Почему же я? — возражал Эрих. — Если бы Максик меня не дразнил, я бы до сих пор сидел у окна и ничего не знал. Лучше уж послать деньги Отто в тюрьму. Вот кто на самом деле освободил Максика!

— По недосмотру, — сказал директор Грозоветтер. — Он пошёл за валерьянкой. Только и всего.

— А я разве собирался его спасать? — спросил Эрих. — Я его хотел как следует отлупить, вот и всё!

— Не отлупить, а стереть в порошок! — весело крикнул Максик. Он сидел на столе й уплетал торт, которым его кормила Роза.

Но комиссар отодвинул тарелку и решительно заявил:

— Маленький Человек обязан спасением только самому себе. Он был пленником и освободителем в одном лице. Докажите, что это не так, и с вашего позволения я тут же пойду в трубочисты.

Конечно, никто не захотел ему этого позволить, и всем опять стало весело. Максик превзошёл самого себя. Он изображал лысого Отто: расхаживал пьяной походкой по столу между тарелками и чашками и повторял рассказ о сеньоре Лопесе, о его крепости в Южной Америке, о подземной картинной галерее, о цыганке, о личной охране сеньора, о его балете.

Единственный человек, который не все время смеялся, а только изредка усмехался, был полицейский комиссар Штейнбайс. Он застенографировал весь рассказ Максика, громко захлопнул блокнот и быстро распрощался со всеми.

— Придётся продолжить допрос, — сказал он.

— С Лопесом даже Интерпол не может справиться! — крикнул ему вдогонку Максик. — Он слишком богат.

Комиссар, уже стоя в дверях, обернулся.

— Мал, да удал, — сказал он, не скрывая восхищения. — Хочешь стать моим ассистентом?

Максик отвесил элегантный поклон.

— Нет, господин комиссар, я был и останусь артистом.

Когда Эрих Шустрик стал раздеваться, чтобы лечь в постель, и повесил пиджак на спинку стула, он услышал, как во внутреннем кармане зашуршала бумага. Он обнаружил в нём заполненный на его имя чек и произнёс вслух:

— Вот это да!

Он сел на край постели. К чеку была приложена записка. В ней было сказано: