Симон Соловейчик - Ватага «Семь ветров»

Паша тоже замер: решалась его жизнь, и судьба, и счастье, и будущее.

— Ну, так, — сказал Виктор Петрович, приняв решение. — К доске пойдет теперь Медведев…

Два Медведевых, Саша и Паша, задрожали: один от несчастья, другой от счастья.

— Медведев Павел, я имею в виду.

Только к концу блестящего своего ответа Паша Медведев, выучивший физику назубок, потому что он в последнее время никуда не ходил, а сидел дома, только к концу ответа Паша с ужасом вспомнил про вторую половину гаданья: ему надо было получить точно такую же отметку, что и Лариса, то есть тройку! Но было поздно.

— Хорошо, Медведев Павел, со вкусом отвечаешь.

Четыре.

— Перелет, — объявил на весь класс Саша Медведев, посвященный в тайну гаданья.

— Четыре? — вскричал Паша. — За что? За что четыре? Если я чего не знаю, то поставьте мне двойку!

Физик очень удивился. Общеизвестно было, что пятерок он не ставит никому, кроме Кости Костромина и Миши Логинова, сознательно отделяя этим таланты от обычных людей. Но физик Лось в отличие от других учителей любил, когда с ним торговались из-за отметки: он считал это педагогически полезным, ибо торг вырабатывает такие важные для физика качества, как упорство, независимость, хитрость и изворотливость. Особенно настаивал физик на изворотливости.

«Что значит решить трудную задачку? Извернуться каким-то образом!» говорил он. Итак, Павел Медведев претендовал на пятерку, и физик задал ему дополнительные вопросы о магнитной проницаемости ферромагнитных и парамагнитных тел — одинакова она или различна?

— Различна! — нагло заявил Паша, прекрасно понимая, что он врет, что магнитная эта проницаемость в данном случае сходна — она больше единицы.

— Не попал, — покачал головой физик, — не понимаешь, еще вопрос.

Он стал спрашивать Пашу далее, но тот или нес полную ахинею, или говорил, что забыл. Тогда физик сказал, что он идет навстречу Пашиным пожеланиям и ставит ему два.

— Недолет, — меланхолично объявил двоюродный Пашин брат Саша.

— Ой, вспомнил! — закричал Паша. — Магнитная проницаемость — это величина, которая равна отношению индукции… — и так далее, без запинки; заинтересованный читатель может найти остальное в «Физике-9».

— Что он вытворяет? — повернулась Наташа Лаптева к Ларисе. — Видишь, что ты наделала? Видишь — он совсем! Совсем!

— Садись, Медведев Павел, — сказал физик. — Сказать по правде, ты мне надоел. Ставлю три и надеюсь, что ты будешь доволен.

— Очень, — сказал Паша серьезно. — Спасибо, Виктор Петрович. Преогромное спасибо! — И он посмотрел не на физика, а на Ларису. С такой любовью и верой посмотрел, словно они вдвоем уже стояли перед регистраторшей в загсе. Паша начерно представил себе эту сцену, но решил детально рассмотреть ее и обдумать вечером, когда будет ложиться спать.

Карты, выигрыш СКА и последнее гаданье на физика Лося — все предвещало Пашино счастье.

«Ларисочка, ты спросишь, — писал Паша вечером, — зачем я все это делаю? Просто если сходится гаданье, то я больше надеюсь и еще сильнее люблю тебя. А если не сходится, то все равно надеюсь и люблю тебя по-прежнему».

Паша покусал губы, перевернул страницу, исписанную ровным и надежным, как его походка, почерком, и понял, что сейчас он завопит, закричит — и где-то далеко Лариса услышит его горестный вопль… «Лариса, — написал он почти сердито, — ну хватит, на самом деле! Ну что я тебе плохого сделал? Разве я виноват, что влюбился в тебя?

Я не могу так! И ты это знаешь. Пора бы уже! Я верю, на следующей неделе случится серьезное событие, с которого начнется твоя любовь».

Самое удивительное во всей этой истории: событие, ожидаемое Пашей, произошло!

Произошло оно на втором коммунарском дне, который ребята назвали «шамонь-2». Опять ходили на завод и работали там сноровистее и оттого еще веселее; опять весь оставшийся день проводили в «творческих делах», как говорил Каштанов. Устроили «пресс-конференцию», потом «бой ораторов»; потом час поэзии, потом был «вечер горячих сердец» — рассказывали о выдающихся революционерах.

А когда дошла очередь до серьезных разговоров о жизни, то заспорили о благородстве: имеет ли какой-нибудь смысл это слово в наши дни? Что такое благородство?

Каштанов сказал, что это слово будет легче понять, если вспомнить, что противоположное понятие — низкий. Благородные поступки и низкие…

Миша Логинов долго молчал, потом сказал:

— Есть какая-то черта: это нормальный поступок. Все, что ниже, низкое, все, что выше, — высокое, благородное.

Елена Васильевна сказала:

— Низкий человек добивается того, что ему не принадлежит, а благородный уступает и то, на что имеет право. Низкий уступает сильному, благородный — слабому.

Миша даже хлопнул в ладоши от удовольствия и сказал, что если Елена Васильевна еще немного подучится, то он уступит ей свое место лорда-толкователя.

— А если… если два благородных человека столкнулись, тогда как? — спросила Наташа Лаптева, не глядя ни на Ларису, ни на Пашу.

— Тогда идет состязание в благородстве: кто кому уступит? — сразу ответила Елена Васильевна, польщенная Мишиной похвалой.

И это потрясло Пашу Медведева, уже привыкшего к потрясениям последнего времени.

Ночью он написал:

«Я понял, Ларисочка, как я виноват перед тобой. Так что теперь я уверен, что ты эти письма никогда не прочитаешь. Я решил больше не писать тебе, чтобы даже на расстоянии не тревожить тебя. Я постараюсь забыть тебя, как ты просила. Прости за всё! Не поминай лихом! До свидания и прощай, моя милая, моя любимая Ларисочка…»

Но ведь и Ларисе Аракеловой хотелось быть благородной! К тому же она очень изменилась во время коммунарских дней: кто не изменится, если его так тормошить, если он вдруг попадет в совершенно новую атмосферу всеобщего благожелательства, если все время идут разговоры о духе, о строительстве жизни, об отношении человека к человеку, о высоких и низких желаниях и о том, что человек должен чего-то хотеть, обязательно должен хотеть!

Лариса Аракелова почти не принимала участия в этих разговорах, но ей, как и другим, поневоле приходилось что-то придумывать в очередной куче мале, и ставить отметки за день, и дежурить в своей ватажке. Постепенно и разговоры серьезные перестали быть для нее чем-то посторонним: все стало касаться и ее лично.

На следующий день после «шамони-2», когда Паша уже расстался со своей надеждой и начал с утра новую, суровую жизнь, Лариса остановила его на перемене.

— Паша… Что-то я хотела тебе сказать… Ах, вот… Ты говорил тетрадка… Что ж ты не даешь?

На счастье, тетрадка была у Паши с собой, в школе.

Лариса читала тетрадь тайком, держа наготове раскрытую книгу — на случай, если кто-нибудь войдет в комнату.