Понсон Террайль - Цикл романов Молодость короля Генриха

Каждому хотелось остаться, и каждому не хотелось ехать. Молодые люди обменялись рядом аргументов, но аргументы Гастона оказались сильнее: монашеское платье, в которое был одет де Люкс, легко могло выдать его и открыть путь преследователям; кроме того, Эрих понимал кое-что во врачевании и мог быть полезнее раненому, чем Гастон.

– Ну что же делать! – с глубоким вздохом сказал Кревкер.Оставайтесь, а я поеду!

Гастон вернулся наверх, а Эрих сел в лодку; последняя повернула и поплыла вверх по течению, пользуясь попутным ветром. Под тенью широкого паруса Кревкер принялся исследовать рану Рене, не приходившего до сих пор в чувство.

Он вскоре убедился, что, как ни страшна была эта рана, она отнюдь не представляла опасности для жизни Рене. Парфюмер был ранен в плечо повыше ключицы; это было очень мучительно, но и только.

Кревкер зачерпнул воды, промыл рану, полил ее особым бальзамом, который всегда был при нем на случай ранения, и перевязал рану полосками, нарезанными кинжалом из рубашки Рене.

Тем временем лодка продолжала подвигаться вперед, направляясь к видневшемуся впереди причудливому зданию, бывшему монастырем босоногих монахов-кармелитов. Тут лодка остановилась, и шталмейстер свистнул. Сейчас же дверь монастыря. выходившая к реке, раскрылась, и оттуда показалась группа монахов, предводительствуемая молодым аббатом.

– Ну что, удалось? – спросил последний.

– Удалось, да не вполне, – ответил шталмейстер, – потому что Флорентинец смертельно ранен!

– Успокойтесь, батюшка, – сказал тогда Кревкер, – рана не опасна, он не умрет!

Монахи сделали из весел и дощечек импровизированные носилки и на них бесчувственного Рене унесли в монастырь. Граф Эрих опять вскочил в лодку, лжерыбак свернул парус, и лодка быстро понеслась обратно по течению.

Между тем Рене внесли в монастырь, а монахи принялись приводить его в чувство. Через четверть часа их старания увенчались успехом – раненый открыл глаза. Очутившись так неожиданно в совершенно незнакомой ему обстановке, видя вокруг себя незнакомые ему лица, Рене в первый момент почувствовал сильный испуг, сейчас же отразившийся на его лице.

– Вы спасены! – сказал ему аббат. – Ваша рана совершенно не опасна, и не пройдет двух недель, как вы будете на ногах!

– Кто же спас меня? – спросил Флорентинец.

– Друзья королевы!

Эти слова успокоили Рене, и он стал припоминать все случившееся с ним. Но воспоминания не шли далее того момента, как вместе с лжемонахом он взвился на воздух. Однако аббат, знавший от Кревкера все детали похищения, рассказал парфюмеру, что было вслед за тем, как пуля Ноэ лишила его чувств. Затем аббат сказал:

– А теперь, господин Рене, не можете ли вы немного приподняться?

– Что вы хотите от меня? – спросил Флорентинец.

– Чтобы вы написали несколько слов королеве!

– Хорошо, я попытаюсь, хотя и чувствую бесконечную слабость!

Монахи принесли Рене кусок пергамента и перо, другие взяли его под мышки и осторожно посадили на кровать. Тогда Рене написал королеве: "Я спасен".

– Подпишите! – сказал аббат. Рене кое-как вывел свою подпись.

– Ее величество через час получит эту записку! – сказал аббат.

– Она, наверное, придет навестить меня! – прошептал Рене. Аббат только таинственно улыбнулся в ответ. Действительно, не прошло и часа, как под окнами Лувра раздался призыв:

– Не забудьте вашими благотворениями монастырь босоногих кармелитов!

Услыхав этот призыв, королева бросила монаху серебряную монету. Но монах все же не ушел и повторил свои слова еще два раза.

Тогда королева поспешно направилась через потерну к берегу, и тут монах с низким поклоном передал ей кусок пергамента. Королева взглянула на написанные там слова, и в ее взгляде сейчас же отразилось торжество.

– Герцог сдержал свое слово! – пробормотала она. – Ну, так берегись же, Генрих Бурбонский, король Наварры! Ты будешь иметь дело с нами двоими, и тебе никогда не стать королем Франции!

В то же время на улице Каландр шел жаркий бой. В первый момент, когда Рене вместе с монахом взвились в воздух, все до такой степени растерялись, что не приняли никаких мер, чтобы помешать похищению. Только один Ноэ выказал достаточное присутствие духа и успел выстрелить в Рене. Если бы остальные последовали его примеру, то, наверное, одна из пуль попала бы в монаха и ему пришлось бы выпустить из рук или веревку, или Рене. В обоих случаях осужденный не ушел бы от Крильона. Но хотя Рене и был ранен, все-таки Гастону удалось, как мы уже знаем, втащить его в окно. Увидев, что доверенный их охране человек ускользает от них, четыре гасконца издали бешеный вопль и бросились к дому. Обыкновенно в той же повозке, в которой ехал осужденный, везли орудия казни. Ноэ и Гектор кинулись к телеге, схватили один – тяжелую железную полосу, а другой топор и ринулись к дому. В то же время Ожье де Левис и Лагир влезли на телегу. Ожье подставил свою спину, а Лагир вскочил на нее, пытаясь таким образом взобраться на окно, через которое исчезли монах и Рене. Но в то время как Лагир ухватился за подоконник, Арнембург изо всей силы ударил его прикладом по голове, и юноша тяжело рухнул на землю.

В это время Крильону удалось растолкать густую толпу народа и пробраться к самой телеге.

– Тысяча чертей! – гаркнул он. – Я должен найти Рене живым или мертвым! Вперед, швейцарцы!

Но швейцарцев было трудно собрать: толпа своим напором разъединила их и расстроила их ряды. Тогда, не раздумывая долго, Крильон решил повторить попытку Лагира.

Крильон добрался до окна, но здесь его встретил Лев. Арнембург схватил свою аркебузу за дуло и нанес Крильону прикладом по голове такой же удар, который только что свалил с ног Лагира. Но был ли шишак герцога лучшей закалки, чем у Лагира, или просто голова Крильона была крепче, только герцог лишь пошатнулся и сейчас же вскочил в окно. Там перед ним со шпагами в руках очутились Арнембург, барон Конрад и Гастон де Люкс.

– Сдавайтесь, мессир! – сказал Конрад. – Трое против одного – слишком неравная партия!

– Тише, мои львята, тише! – ответил герцог. – Должно быть, вы не знаете, что меня зовут Крильон!

С этими словами герцог прижался к стене и принялся творить чудеса своей шпагой. В каких-нибудь пять минут Крильон нанес восемь ударов и получил три. Арнембург и Гастон получили раны в плечо и в руку, барон Конрад получил удар шпагой в шею. Но Крильон все же был один, к тому же Лев нанес ему глубокую рану в грудь. Кровь лилась по доспехам герцога, но он обращал очень мало внимания на это и продолжал отчаянно наступать на противников.

– Ага, господа! – кричал он, с молниеносной быстротой вращая шпагой. – Я покажу вам, что такое значит Крильон!