Понсон Террайль - Цикл романов Молодость короля Генриха

– Тем лучше для вас, герцогиня, потому что тогда вам ничего не будет стоить доказать ему, что гасконец Лагир сущий болван, которого легко мистифицировать! Разрешите мне действовать по – своему, и все будет улажено!

Это действительно был Эрих; он вошел в комнату – бледный, готовый скрежетать зубами в муках невыразимого ревнивого бешенства.

– Здравствуйте, милый граф, – с улыбкой сказала ему герцогиня. – Вы очень быстро ехали, спешили? Ну, так присаживайтесь ко мне на диван!

– Я был очень удивлен, получив приглашение вашего высочества, – сквозь зубы ответил Эрих. – Я был уверен, что мои услуги не нужны больше!

– Господи, да как вы могли подумать это?

– Мне рассказывали, что у вас завелся новый слуга по имени Лагир.

– Вот как? Разве вам уже успели рассказать? Кто же?

– Лев.

– Разве Лев знает его?

– Вчера утром Лев свалил его ударом приклада по голове на улице Каландр, а сегодня вечером они дрались на дуэли, и Лев получил тяжелую рану.

– Как странно, что Лагир ничего не сказал мне об этом!

– Как? Разве вы видели его?

– Да, он здесь.

– Здесь?!

С графом сделался такой припадок бешенства, что он, задыхаясь, схватился за шпагу.

– Да что с вами, граф? – удивленно спросила его герцогиня.

– Ваше высочество! – с трудом выговорил Кревкер. – Я знаю, что я – только вассал… Конечно, расстояние, отделяющее нас… Я все понимаю… Но… но в тот день, когда вы насильно вырвали из моего сердца тайну любви к вам, вы дали мне этим право ревновать вас!

– Ревновать?

– Да, потому что этот Лагир, этот гасконец, этот бродяга осмелился…

– Но договаривайте же до конца, граф!

– Ну… этот субъект осмелился уверять, будто три дня тому назад…

– Вы не решаетесь договорить до конца? Ну так я договорю за вас! Три дня тому назад я ехала к себе домой, и Лагир, ехавший в Париж, повстречался со мною. Хотя я и была замаскирована, но %,c понравились мои волосы, и он с истинно гасконской дерзостью увязался за мной… Ну, и… Я оставила его в доме!

– А, так вы сами признаетесь, сами признаетесь! – со страданием крикнул Эрих.

– Этот бедный Лагир! – с холодным сожалением продолжала герцогиня. – Ведь он воображает, будто он любим, как никто! Бедняжка не знает, что ночью все кошки серы… Идите за мной, я покажу вам интересную картину!

Она взяла графа Эриха и осторожно повела его в соседнюю комнату. Там она шепотом сказала ему, чтобы он прижался ухом к замочной скважине.

Эрих прислушался, и до него донесся страстный шепот:

– Анна, дорогая моя Анна! Я боюсь, что у меня не хватит крови в жилах, чтобы достаточно пролить ее на службе тебе! Анна, моя жизнь, моя любовь! Я люблю тебя, обожаю!

– Теперь посмотрите! – шепнула герцогиня. Эрих заглянул в скважину и увидел при неверном свете лампы Лагира, стоявшего на коленях пред белокурой женщиной, одетой и причесанной, как герцогиня, и тоже замаскированной. Это была камеристка Марион.

Эрих вскрикнул и упал на колени с жалобным шепотом:

– Простите! О, простите!

Герцогиня поторопилась отвести графа подальше от двери, как бы опасаясь, чтобы Лагир не услыхал их. Этот маневр еще более убедил Кревкера, насколько он виноват в своих подозрениях.

– Ах, герцогиня, герцогиня! – бормотал он, чуть не рыдая.Найдете ли вы когда-нибудь возможность простить нас? Герцогиня провела его обратно в будуар и, заперев двери, сказала:

– Ну, а теперь поговорим! Дорогой мой граф! Знаете ли вы, что за народ гасконцы?

– Еще бы! Это хвастуны, фаты…

– Да, да, но зато они храбры!

– Ну вот еще!

– И очень верны и неизменны в преданности. Вот я и захотела сделать себе верного раба из этого Лагира. Нам необходимо иметь своего человека в свите наваррского короля, тогда мы всегда будем осведомлены. Но вдруг мне пришло в голову, что у вас с Лагиром могут быть свои счеты из-за схватки на улице Каландр. Вот я и послала Амори за вами, чтобы предупредить вас о Лагире. Я боялась, чтобы у вас не произошло столкновения… Но – увы! – я спохватилась слишком поздно! Боюсь теперь, как бы этим досадным столкновением не было испорчено все дело. И так тут разыгралась драма ревности…Граф Эрих опять рассыпался в извинениях. Герцогиня продолжала:

– Да, но вы ведь сказали мне, что Лев опасно ранен?

– Быть может, теперь он уже умер!

– Боже мой! Такой верный слуга! Но поезжайте же поскорее в Париж и возвращайтесь обратно сюда, чтобы сообщить мне, как его здоровье!

Герцогиня была умелой комедианткой, а Кревкер – слишком влюбленным человеком, чтобы не поверить ее искренности. Поэтому, смущенно пробормотав еще несколько извинений, он поспешил вскочить на лошадь и стрелой умчался к Парижу…

Когда топот его лошади замер вдали, Анна отправилась в ту комнату, где Лагир сидел с Марион.

– Долой маску! – сказала она камеристке. – Ступай вон, комедия сыграна!

Затем она знаком приказала Лагиру следовать за ней в будуар. Здесь он спросил ее:

– Так что же, герцогиня, комедия удалась?

– Вполне. Он поверил всему!

– Какие глупцы – мужчины! – пробормотал Лагир. – Итак, ваше высочество, дело сделано, я сдержал свое обещание. Для сира Льва и его друзей я – обмороченный дурак, а вы целомудреннейшая o из женщин!

– Да, вы сдержали свое обещание, но ведь я тоже сдержала свое, освободив вас от клятвы!

– Да, прошлым мы поквитались, ваше высочество, а будущее…

Анна вспыхнула:

– Что такое? – крикнула она. – Уж не осмелитесь ли вы ставить мне новые условия за свое молчание в будущем?

– Фи! – с негодованием ответил Лагир. – Право же, я гораздо лучше, чем вы думаете обо мне! Поверьте, светлое воспоминание о вашем высочестве будет с признательностью сохраняться моим сердцем! – Анна Лотарингская ответила ему лишь пренебрежительным жестом. Он продолжал: – О, к чему между нами встала эта проклятая политика, которая невольно разъединила нас! Я был бы так счастлив служить вам, как обожаемому светлому ангелу, но это несовместимо с моим долгом подданного наваррского короля.

– Значит, вы очень любите своего государя? – спросила Анна.

– Это мой долг.

Герцогиня окинула его своим магическим взором и тихо сказала:

– А если бы я попросила вас избрать себе другого повелителя? Ах, вы вообразили себе, что я женщина без сердца, способная отдаваться лишь сухому политическому расчету… А ведь как знать! Быть может, я, несмотря ни на что, не буду в силах забыть проведенные с вами часы.

Говоря это, Анна была хороша как никогда; быть может, и искренна она была в этот момент тоже как никогда.

– Герцогиня! – задыхаясь, сказал Лагир. – Во имя неба, заклинаю вас: не говорите со мной так!..

Она продолжала взволнованным, нежным голосом, обдавая пылкого гасконца магнетизирующим, одурманивающим взглядом: