Эдуард Успенский - Пластмассовый дедушка

5.

Тьфу ты! Лампочка перегорела!

Никак не прочтешь этот проклятый пункт. Только очень умные и дальновидные люди, умеющие смотреть вглубь и видеть все насквозь, могут прочесть его. (Вглубь смотреть надо страниц на пятнадцать.)

Составив список, Константин Михайлович нажал на кнопку с надписью: «Вызов горничной». И сразу началось удивительное. Во-первых, вошла не женщина-горничная, а мужчина. В черном костюме и белом накрахмаленном переднике. Он был средних лет, ближе к пожилым. Толстоватый и совершенно седой.

Во-вторых, на столе сам собой затикал доброметр.

И, в-третьих, что самое удивительное, это был не просто случайный мужчина, это был муж тёти Паши. Уборщицы из московского метрополитена.

— Что хотите? — спросил горничный.

— Уважаемая… то есть уважаемый, можно мне поесть чего-нибудь? К примеру, батерброд, щи или чего там.

Мужчина поклонился.

— А еще мне нужны газеты. «Сельская жисть» у вас бывает?

Мужчина в переднике поклонился еще раз и вышел. Скажу сражу… то есть сразу, что это был не простой горничный. Муж тёти Паши — товарищ Карцев был начальником отдела кадров гостиницы. Был начальником над горничными, лифтерами, швейцарами, поварами, администраторами и старшими администраторами. Он мог спокойно сидеть у себя в кабинете и смотреть телевизор. Но его очень заинтересовал новый постоялец. Постоялец был явно неправильный. И муж тёти Паши сам решил подежурить на «шешнадцатом этажу» и все разузнать. А настоящую горничную он отпустил:

— Идите домой, милая. Вам надо отдохнуть. Как-нибудь в выходной отработаете.

Итак, он поклонился и вышел. А доброметр все равно стрекотал. Очевидно, человек был неподалеку. Пластмассовый дедушка насторожился. Поднял голову от стола, взял прибор в руки и пробежался по шкалам «Жадность», «Завистливость», «Ум». Показатели везде были высокие.

Константин Михайлович вытащил золотую таблетку, проглотил ее и уставился на входную дверь. Дверь постепенно стала проясняться и делаться все прозрачнее. Наконец, она стала совершенно невидимой.

И наоборот, стал совершенно ясно виден горничный — муж тёти Паши. Он стоял согнувшись и внимательно глядел в номер через замочную скважину. Своими совиными глазами.

С его стороны дверь оставалась все такой же. Это явление в учебниках называется поляризация.

Скоро горничный принес завтрак на подносе и газету «Сельская жисть».

Дедушка позавтракал, прочитал новости с полей и из-за рубежа. Он сделал зеркальный пульверизатор и напылил себе зеркало на внутренней стороне шкафа. Побрился. Спустился вниз в озелененный вестибюль.

За стойкой администратора сидела вчерашняя кипящая ненавистью дама. За прошедшую ночь она не стала очаровательнее.

— Уважаемая, — обратился к ней дедушка. — Вы не отметите мне командировку?

«Уважаемая» даже не подняла на него глаза.

— Мне только надо печать поставить здеся. Что я прилетел вчера.

— Не знаю, когда вы прилетели… И к кому прилетели. И никакой печати «здеся» ставить не намерена.

«Если бы злость притягивала пыль, из этой дамочки получился бы отличный пылесос», — решил про себя дедушка и вышел на улицу.

Солнце заливало город прохладным золотом. Прохожие никуда не торопились. Все были веселые и добродушные. И доброметр в кармане дедушки не тикал, не верещал, а весело так позванивал:

— Дзинь! Дзинь! Дзинь! Дзинь!

И каждый раз дедушка останавливался на звонок и расспрашивал прохожих:

— Что это за здание, уважаемые?

— Это родильный дом. Дети рождаются.

— Дзинь! Дзинь!

— А что здеся расположено за зеленью?

— Здесь детский сад пивоваренной фабрики. Вон дети прыгают. К ним машина пришла с мороженым.

И снова:

— Дзинь! Дзинь! Дзинь!

— А это что за здание такое, уважаемые?

— Это сама пивоваренная фабрика.

— А вот скажите: чему здеся так радуются?

— Здеся зарплату дают… А ты что, дед, интурист, что ли? Из Рязанских Соединенных Штатов? Или ты, дед, с луны упал? Откуда ты?

— Да почти што с луны, можно сказать. А как вы, уважаемые, догадались?

— Да все ты звенишь да спрашиваешь. Звенишь да спрашиваешь.

И тут пластмассовый дедушка закричал сам себе: «Стой! Стой!». Прямо перед ним стояла огромная доска с фотопортретами:

Константин Михайлович подошел и стал внимательнейшим образом изучать всю доску. Он запоминал лица лучших людей, фамилии и места их работы. Люди были такие:

1. Владимир Удинцев

Кандидат технических наук — научный руководитель кругосветной экспедиции на корабле «Витязь».

2. Академики Булкин и Бутылкин

Преподователи Московского государственного университета.

3. Товарищ Бетономешалкин

Контролёр-испытатель Центрального кефирного завода.

4. Гладков Геннадий Игоревич

Член Союза Композиторов СССР.

5. Сергей Залогуев

Комсомолец, сборщик высшего разряда Завода Секретной Радиоаппаратуры.

6. Инженер Завода Секретной Радиоаппаратуры

Григорий Борисович Карцев

Это был сын тёти Паши. Уборщицы из Московского метрополитена.

На заводе секретной радиоаппаратуры все знали инженера Карцева. Он был молодым специалистом-общественником. Что-нибудь организовать, возглавить, на что-нибудь отозваться — он умел лучше всех. Он обожал в едином строю выходить на сбор металлолома или делать так, чтобы рабочие все как один осваивали садовые участки.

А в секретной радиоаппаратуре он не больно шибко разбирался. Еще в институте, когда он был студентом, он не столько учился, сколько занимался общественной работой. Организовал концерты художественной самодеятельности, походы за бесценной макулатурой, массовые протесты «против» или наоборот единодушные одобрения «за». И на изучение техники и аппаратуры времени не оставалось.

Вот сейчас сидел он в своем общественном кабинете на заводе и ломал голову над этой загадочной щеткой. Как она летает? Почему? И можно ли ее починить?

Видел он радиопередатчики, радиолокаторы, радиолампы, но радиолетающих щеток не видел никогда.

Сын тёти Паши — Григорий Борисович снял телефонную трубку и позвонил в сборочный цех самому молодому и способному сборщику Сереже Залогуеву: