Александр Кононов - На Двине-Даугаве (Повесть о верном сердце - 2)

И вдруг увидел давешних мальчишек. Они возвращались, видно, назад после своего бегства.

Чтоб их не испугать снова, Гриша остановился и начал ковырять большим пальцем босой ноги пыль на дороге, будто искал что-то.

Но мальчишки и не собирались бежать. Когда они поравнялись с Гришей, один из них сказал серьезно, как взрослый:

- Здорово.

- Здорово, - ответил Гриша. - Почему ж это вы удрали от меня?

Мальчишки все засмеялись разом. И один - черный, как цыган, с синими белками глаз - сказал:

- Мы думали, ты барин.

- Ну, и что ж?

- Мы с барами не водимся.

- Кто с барином поговорит, тому, глядишь, и нагорит, - сказал другой мальчишка, с выгоревшей на солнце белесой головой. Он, видно, повторил услышанное от взрослых.

- Складно, - похвалил его Гриша.

- У него дед сказочник. Он в деда пошел, - проговорил парнишка, похожий на цыгана.

- Как тебя зовут? - спросил Гриша.

- Елизар Козлов. А тебя я знаю теперь, как кличут: Шумов Григорий. Ты сын Ивана Ивановича.

- Откуда ты узнал?

- Да мы давно слыхали, что к Ивану Ивановичу приедет парнишка из города, ученик. Ну, мы думали - маленький. А как давеча увидели тебя в овраге, не поймем вначале: кто такой? Больно ты велик ростом.

- А откуда вы сами? Почему батю моего знаете?

- Да мы кругом всех знаем, - ухмыльнулся Елизар. - А сами мы из деревни, Аудри называется.

- Деревня-то русская? Отчего ж название такое?

- Соседями живем: половина деревни латыши, половина - русские. А название такое потому, что тут вся сторона - латышская.

Гриша удивился: что русские деревни были по соседству с латышскими, это он знал, но, чтоб в одной деревне проживали рядом и русские и латыши, про это он слышал в первый раз.

- Приходи к нам завтра! - предложил вдруг Елизар. - Завтра у нас толока.

27

...Толока? Вот что такое толока.

В мае (чаще всего - в конце мая) деревня в один день вывозит весь скопившийся за год навоз на поля, отдыхавшие под паром.

Лошади были не в каждом дворе, а в Аудри они и вообще-то были наперечет. И вот, по обычаю, аудринцы раз в году работали артелью, вскладчину: кто давал коня, кто телегу с работником, кто только работников - это те, у кого лошади не было.

Хозяйки готовились к толоке загодя. В одном дворе варили пиво, в другом готовили обед, в третьем блины ставили.

И артельная работа - толока - обращалась в праздник: веселые парни и подростки вскачь, с песнями гнали порожние телеги к хлевам - ко всем по очереди. Груженые возы двигались тоже не шагом, а рысью; украшенные разноцветными лентами кони словно заражались удалью возниц. Хозяева их, конечно, смотрели на такую удаль со скрытой тревогой, но ничего не поделаешь: обычай.

Латышская и русская речь слышалась вперемешку; иногда, стоя на пустой телеге, мчались с поля в обнимку бритый латыш и бородач-старовер, оба уже навеселе от домашнего горького, круто заправленного хмелем пива.

Гриша пришел в Аудри еще по холодку, ранним утром, а его новый знакомец, Елизар, уже гнал на телеге по деревне, лихо размахивая концом вязанных из цветной шерсти праздничных вожжей.

Он увидел Гришу, крикнул на всем ходу:

- Садись!

И нарочно хлестнул коня, чтоб промчаться мимо Гриши, - тот же все равно не сумеет вскочить. А потом уж Елизар остановится, позволит ему сесть.

Но Григорий Шумов вырос в деревне - он и не подумал садиться с размаху: так и под колеса угодишь. Он с минуту бежал изо всех сил рядом с телегой, а потом, поравнявшись скоростью с рысью коня, ловко вскочил на передок, стал рядом с Елизаром.

В гриву коня были вплетены красные и зеленые ленты; ветер шумел в ушах.

Ну, все было прямо как на свадьбе! Только просторная крестьянская телега - вся в коровьем навозе. Да что за беда!

Вечером предстоит новое удовольствие: все будут обливать друг друга водой. Отмоются. Девушки заранее приготовили ведра у колодцев. Всегда выходило так, что они ловчей окатывали водой кончивших работу парней. Да так и полагалось: парни измазались, их рубахи теперь все равно стирать вода этому делу только поможет; а девушки работали по дому, угощали приехавших с поля стаканом пива, пирогом, крупеней, а одевались в этот день нарядно, - не обливать же новую кофту из ведра! Надо совесть иметь. И парни делали вид, что промахиваются, лили воду мимо, а то - для смеху - и прямо на себя: все равно, дескать, я мокрый.

Под деревьями стояли накрытые чистыми рушниками столы с квасом, нарезанными ломтями черного хлеба, простоквашей.

В этот день угощения хватало всем.

К вечеру весь навоз из деревни был вывезен.

Коровы, удивленно мыча, входили в чистые, пустые хлева.

Гриша бегал по улице уже весь мокрый, гонялся за обидчиком Елизаром; тот ухитрялся, ловко отскочив в сторону, облить еще раз его с головы до ног.

Они оба даже пива успели хлебнуть. Гриша отпил из кружки немного: невкусно - горько, как полынь.

- Это от хмеля, - объяснил ему Елизар.

Латышский конец деревни весь был - со двора во двор - украшен высоченными жердями, увитыми хмелем. Хмель так разросся, что жерди эти казались издали зелеными колоннами.

Хмелем были оплетены и дворовые ограды из ивняка.

В русском конце деревни плетни стояли голые: староверы пива не варили.

Уже вызвездило, когда Гриша бегом, чтоб не озябнуть в непросохшей одежде, вернулся к усадьбе графов Шадурских. А уходить было жалко: позади звенели по всей деревне Аудри хоровые песни.

Никто дома не заругался на него, измазанного, мокрого. Всем же понятно, и матери тоже: обычай! Обычай надо исполнять. А ситцевую рубаху со штанами нетрудно и постирать.

- Батя, а почему в других местах такого обычая нету?

- Кой-где есть.

- В "Затишье" не было.

Винца вмешался:

- И в усадьбе Шадурских нету.

- Почему? Весело на толоке...

- "Почему"! Потому что в конюшне у Шадурских коней хватит.

- Ну, и что ж? На этих конях - да сразу бы в поле! С песнями!

- Вот непременно и видно, что в училище тебе толковали больше про звезды. Да еще про эту... про арифметику. А про землю мало. На земле так: где много бедняков, у которых коней нету, там без толоки не обойтись. Там надо... как это...

- Сообща. Артельно, - ответил Иван Шумов.

- Ну вот: непременно артельно.

- А почему тогда и другую работу нельзя делать артельно? Веселей было б.

Винца вдруг захохотал, закашлялся. Потом вытер заслезившиеся глаза:

- Э, полайдны! Ты, брат, далеко забираешься!

Неслышно подошедшая мать послушала разговор и сказала негромко (теперь она редко кричала на Гришу - гордилась сыном-реалистом):

- Ну как ты не поймешь! Если, скажем, поле засевать или рожь жать как тут станешь артельно работать? Тут у каждого свой кусок земли, он на нем и трудится. Какая ж тут может быть артельная работа? Каждый за себя. На этом земля стоит.