Януш Корчак - Дневник

2. Почти рядом в доме разговор о дрожжах для ребят.

3. Неподалеку встреча реэмигрантов с Востока, людей милых и благожелательных, к которым и я расположен.

Так-так.

Первый визит - это продолжение утреннего спора о школе.

И - не застал дома.

"Прошу принять запоздалое поздравление. Я хотел раньше, но не мог".

Мучают мысли - так их много!

Этот пожилой человек, странный и нетипичный, в качестве учителя средней школы. Что я о нем знаю? Ни одного длительного разговора, а может, вообще ни одного за весь год.

Не было времени? Лгу. (Слипаются глаза. Не могу. Ей-ей, не могу. Проснусь и закончу.

...Привет тебе, прекрасная ночная тишина.)

(...)

Каждый зажиточный человек должен помогать семье. Семья - это братья и сестры его жены, их братья, сестры, старики родители, дети. Пособия от пяти до пятидесяти злотых - и так с утра и до позднего вечера.

Если кто-нибудь умирает с голоду, он найдет семью, которая признает родство и обеспечит двухразовое питание; два-три дня он счастлив, не дольше недели, а после просит рубашку, башмаки, человеческое жилье, немного угля, а после хочет лечиться сам, лечить жену, детей - наконец, не желает быть нищим, требует работу, хочет постоянное место.

Иначе и быть не может, но все это вызывает такую злость и нежелание помогать, боязнь и отвращение, что добрый и впечатлительный человек делается врагом семьи, людей, самого себя.

Я хотел бы уж ничего не иметь, чтобы они видели, что у меня ничего нет, и всему б конец.

С обхода я вернулся совсем разбитый. Семь посещений, бесед, лестниц, расспросов. Результаты: пятьдесят злотых и обещание складчины, по пяти злотых в месяц. Можно тут содержать двести человек?!

Ложусь спать в одежде. Первый жаркий день. Не могу заснуть, а в девять часов вечера так называемое воспитательное заседание. Иногда кто-нибудь загорится и тут же на попятную (не стоит). Иногда какое-нибудь робкое замечание (только так, для вида). Церемония длится час. Проформа соблюдена: с девяти до десяти. Ясно, сгущаю краски...

(...)

Пожалуй, это я впервые забыл, что живу в десятом семилетии жизни, 7x9 = 63.

С величайшей тревогой я ждал 2x7. Быть может, именно тогда я услышал про это в первый раз.

Цыганская семерка, семь дней недели. Почему не победная десятка оных времен (число пальцев)?

Помню любопытство, с которым я ждал, чтобы пробило двенадцать часов ночи. Должна была наступить эта перемена.

Был там какой-то скандал с гермафродиткой. Я не уверен, было ли это именно тогда. Не знаю, боялся ли я, что могу проснуться девочкой. Случись так, я решил скрыть этот факт любой ценой.

Гепнер(1) - 7х10, а я - 7x9. Если я прослежу свою жизнь, седьмой год принес сознание моей ценности. Я есть. Я вешу. Значу. Меня видят. Я смогу. Я буду. ------(1) Гепнер Адам (Абрам) (1872 - 1943) - польский общественный деятель и филантроп. ------

Четырнадцать лет. Гляжу. Наблюдаю. Вижу... Глаза у меня должны были открыться. И они открылись. Первые мысли о реформах воспитания. Читаю. Первые тревоги, беспокойства. То путешествия и романтические приключения, то тихая семейная жизнь, дружба (любовь) со Стасем. Основная мечта из многих-многих других: он ксендз, а я врач в том же маленьком местечке. Я размышляю о любви; до тех пор я только чувствовал - любил. С семи и до четырнадцати я беспрерывно был влюблен в ту или другую девочку. Интересно, что я многих запомнил. Две сестры из парка, двоюродная сестра Стаха (дедушка - итальянец), та в трауре, Зося Калхорн, Анелька, Ирэнка из Налэнчова, Стефця, для которой я рвал цветы с клумбы около фонтана в Саском саду. Здесь же маленькая канатоходка, я еще оплакивал ее тяжкую долю. Я любил неделю, месяц, порой два-три месяца. Одну я хотел бы иметь сестрой, другую - женой, сестрой жены... Любовь к Мане с четырнадцатого года моей жизни (летом в Вавре) являлась составной частью этого [...] чувств, поочередно то убаюкивавших меня, то потрясавших. Мир, полный интереса, находился уже не вне меня. Теперь он был во мне. Я существую не для того, чтобы меня любили и мной восхищались, а чтобы самому действовать и любить. Не долг окружающих мне помогать, а я сам обязан заботиться о мире и человеке.

3x7. На моем седьмом году - школа, на четырнадцатом - религиозная зрелость, на двадцать первом - армия. Мне было тесно уже давно. Тогда меня сковывала школа. Теперь мне тесно вообще. Я хочу завоевывать, бороться за новые просторы.

(Может быть, эту мысль мне подало 22 июня, когда после самого длинного дня в году начинает ежедневно убывать по три минуты солнца. Незаметно и неуловимо, но неизменно на три минуты, и опять на три день меньше. Я сочувствую старости и смерти, теперь я уже менее в себе уверен и сам начинаю бояться. Надо многое завоевать и сделать, чтобы было из чего терять. Может быть, именно тогда зубной врач вырывает у меня первый постоянный зуб, который уже не вырастет. Мой бунт не против социальных условий, а против закона природы созрел. Стань на колено, целься и стреляй.)

4x7. Потребность в безукоризненной деятельности на своем собственном участке. Я хочу уметь, знать, не лениться, не ошибаться. Я обязан быть хорошим врачом. Вырабатываю собственный образец. Не хочу подражать признанным авторитетам.

(Все было тогда по-другому. И теперь еще бывают минуты, когда я чувствую себя юным, - передо мною большой кусок жизни, стоит планировать и начинать! Во втором и уже, несомненно, в третьем семилетии я чувствовал себя минутами таким старым, что уже все одно и то же, что уже слишком поздно, не стоит. Воистину жизнь - огонь: затухает, хотя масса топлива, или взметнется вдруг снопом искр и ярким пламенем, когда совсем было прогорела. И гаснет. Жаркий осенний день и сознание, что это уже последнее холодное июльское утро.)

5x7. Я выиграл в жизненной лотерее. Мой номер уже выпал. Ставка - ровно столько, что в этом розыгрыше не проиграю (если не рискну вновь). Это хорошо: я мог и проиграть. Зато потерял шанс на главный выигрыш, значительный выигрыш - жаль! Мне справедливо вернули то, что я потратил. Безопасно. Но серо - жаль.

От одиночества не больно. Ценю воспоминания. Школьный товарищ - приятная беседа за стаканом черного кофе в случайной уютной кондитерской, где никто не помешает.

Не ищу друга - знаю, не найти. Не стремлюсь знать больше, чем положено. Я заключил с жизнью договор: не будем мешать друг другу. Не пристало выцарапывать глаза, да и бесполезно. Кажется, в политике это зовут: разграничить сферы влияния. Вот досюда, не дальше и не выше. Ты и я.

6x7. А быть может? Уже или еще есть время? Это зависит от... Сведем баланс. Имею, должен. Если б можно было знать, сколько еще лет, когда конец. Смерти я еще не чувствую в себе, но уже думаю о ней. Когда портной шьет мне новый костюм, я не говорю: это последний, но вот эти письменный стол и шкаф, наверное, переживут меня. Так без эксцессов и сюрпризов... Будут и суровые и мягкие зимы, и дождливые и знойные лета. И приятная прохлада, и бури, и пыль. И я буду говорить: десять, пятнадцать лет не было такого града, такого паводка. Помню подобный пожар: я тогда был еще молодой, мне было - сейчас скажу - студентом я тогда был или школьником?