Алексей Коркищенко - Внуки красного атамана

Отложив оселок, дед потрогал ногтем жало клинка.

- Ты еще запомни вот что: если беда придет и в нашу станицу, тут останешься не только ты - наши советские люди останутся. Конечно, дерьма хватало во все времена, но большинство людей живут честно. Они будут и при немцах жить по законам Советской власти, потому что выросли на ее корнях. Понял, что я тебе сказал?

- Понял... Чего же не понять! - ответил Егор. Провожали Миню на заходе солнца. Он выглядел незнакомо-моложаво в командирской форме, когда-то подаренной сыном. Из-под малинового околыша выбивался седой чуб. На поясе висели шашка в старых ножнах и наган в потертой кобуре. В петлицах гимнастерки с отложным воротником было по две шпалы. Егор не знал, что дед его имел звание майора.

Фрося, помогая Мине приторочить к седлу переметные сумы и скатанную черную бурку, выговаривала ему:

- И что ты себе в голову взял?.. Сам больной, а туда же... Наган и шашку навесил - и на коня, как тот Хазбулат молодой. А самому и не сорок, и не...

- А хоть и пятьдесят пять - так что? - отвечал Миня, сурово хмуря брови. Для мужчины это не возраст. Да и говорится издавна, чтоб ты знала, дочка, так: когда приходит беда на Русь, негоже казаку считать свои годы и болячки.

Панёта вывела оседланного вороного за ворота. Миня поцеловал дочь, затем обнял внука, прижал крепко к груди, растроганно сказал:

- Вырос ты!.. Почти вровень с дедом. И окреп, в плечах раздался. Ладный казачина будешь... Ну, бывай! Держись молодцом. Жалей бабку.

Вышел за калитку скорым шагом. Панёта передала ему повода, он привычно ловко вскочил в седло, тронул коня. Бабка пошла рядом, держась за стремя справа и неотрывно, ласково глядя в его строгое темное лицо. Ее ноги в черевиках тяжело стучали по пыльной дороге.

...Когда стемнело, Егор пошел к Даше на верхнюю улочку. Никто в станице не зажигал огня. И собаки молчали. Не было слышно ни пушечной канонады, ни гула самолетов, ни взрывов бомб. Стояла какая-то жуткая тишина. Зябко поводя плечами, Егор крался по кривой улочке, где находился Дашин дом. И вот он, просторный пятистенный курень, огороженный от улицы новым плетнем, который, перед уходом на фронт, связал ранней весной Дашин отец. Приметно пахло от него - горьковатым кофейком. Остановился, присматриваясь: там, на завалинке, кто-то сидел. Егор тихонько посвистел.

- Это ты? - Даша схватилась и, отбросив телогрейку, под которой сидела, поджав ноги, кинулась к нему. Уцепилась за него, зашептала: - Ёрчик, сижу и мучаюсь. И страшно, и спать хочется, и комары кусаются, и никто не приходит ко мне. Знаю, ты вернулся с переправы целый-невредимый, но ты не показываешься... Ёрчик, пропал Васютка!..

- Как так - пропал? - опешил Егор.

- Я его полдня ждала. Он обещал подать мне сигнал, в случае чего. Ждала, ждала, а Васютки все нет и сигнала нет! И дома его нет! Мать его говорит, как бы он за отцом не подался за Донец.

- Нечего сказать, наставил на Ненашковых свой острый глаз, - разочарованно протянул Егор. - Вот таким и давай ответственные задания!

Глава вторая

Они ошибались. Васюта честно выполнял приказ, забравшись в самое гнездо Ненашковых. Он третий час лежал за погребом, прикрытый низкой камышовой стрехой. Его глаза были прикованы к Масюте. Тот сидел у амбара и плел сапетку из лозы. Раздувая протабаченные усы, Масюта что-то напевал себе под нос и улыбался, прислушиваясь к недалеким орудийным выстрелам.

"Радуется, гад!" - возмущался Васютка.

Вся теневая сторона амбара была закрыта растянутыми на палках шкурами собак, кошек и кроликов. Вокруг Масюты вились зеленые мухи.

Неожиданно Васюта услышал жалобный скулеж. Высунув голову из-под стрехи, он увидел Витолю. Тот сидел за плетнем в саду. У него в руках бился толстый пушистый щенок. Васютка чуть не вскрикнул: это был его пропавший щенок Курдюк. Витоля украл его!

Что делать? Выскочить из засады и треснуть Витолю камнем по голове? Провалить боевое задание? Нет, он не мог так поступить.

Все пришлось вынести Васютке: и то, как Витоля задавил щенка удавкой, и то, как быстро, точно чулок с ноги, снял с него шкурку и понес Масюте. Тот похвалил его:

- Ты, я вижу, наловчился. Молодец!

Из кухни вышла мать Витоли с парующей миской, из которой торчала куриная нога, и хлебом. Масюта махнул ей рукой.

- Иди, никого нет.

Она пошла в сарайчик, который стоял в саду. Витоля поплелся за ней. Васютка замер: значит, в сарайчике кто-то прячется! Надо подождать, узнать, кто там прячется, может, он выйдет, покажется на глаза.

Васютку выдал Ненашков петух. Он увидел его под стрехой, закричал дурным голосом и, кувыркнувшись через выкорчеванные пни, лежавшие у погреба, побежал прочь. Куры переполошенно заорали, видно, вообразили, что во двор забралась лиса.

Васютка поспешно пополз назад, за скирду, - там росли высокие лопухи... Но тут кто-то тяжелый навалился на него, придавил к земле, крепко зажав рот грубой ручищей. Васютка взбрыкнул и сильно ударил кого-то в лицо локтем. И в ту же секунду жестокий удар в затылок обеспамятел его. А в глазах вспыхнул яркий-яркий свет и погас.

Очнулся он не скоро. В глазах медленно проявлялся огонек свечи. На стене из дикого плитчатого камня колебались две тени. Васютка с трудом приподнялся на локтях. Голова была так тяжела, что затрещала шея. Над ним, наклонясь и рассматривая его с острым злорадным любопытством, стояли Витоля и незнакомый пожилой мужчина со строгим встревоженным лицом.

- Уж ты извини, Васютка Табунщиков, но ты так брыкался, что я едва справился с тобой. Пришлось применить запрещенные силовые приемы, - сказал незнакомец, протягивая ему кружку с водой. - Попей, в голове перестанет кружиться. Мы должны с тобой серьезно поговорить.

Васютка жадно выпил воду. В голове прояснилось, словно там осела какая-то муть. Упорчивым взглядом уставился он в лицо незнакомца, на его разбитую губу, заклеенную пластырем.

Потрогав губу пальцем, незнакомец проговорил с той же ласковой интонацией, но со зло прищуренными глазами:

- Ничего, ничего, Васютка. Пустяки, не беспокойся. Заживет до нашего праздника. Витоля захихикал.

- Ну-с, начнем допрос... Скажи-ка, милый Васютка Табунщиков, что ты делал под стрехой?

- Лежал, - ответил Васютка, помотав головой: затылок очень болел.

- Но зачем? С какой целью? Ведь смешно лежать под стрехой просто так, а? Не правда ли, Витольд?

- Ха-ха-ха! Смешно, - угодливо откликнулся Витоля, широко растягивая рот в наигранной улыбке.

- Хотел украсть петуха, а он, паразит, раскричался, - вдруг пришло в голову Васютке.

- Он хотел украсть петуха, а-ха-ха-ха! - притворно рассмеялся незнакомец. И строго сказал: - Не ври, а еще пионер! Ты два часа лежал под стрехой. Два часа! Я ведь следил за тобой, Васютка. Что ты высматривал?