Михаил Коршунов - Я слушаю детство

- Добрый вечер! - отвечает Борис и у одних спросит, как чувствует себя дочка после болезни, пишет ли сын из армии, у других - каков ожидают урожай на табак или маслины, удачной ли была охота на перепелок.

На дороге попался Фимка, сынишка паровозного машиниста Прокопенко, дом которого был напротив.

Фимка, совсем еще малышок, был одет в длинную холстинную рубаху, так что было похоже, что он и вовсе без штанов.

- Ты чего, Фимка, в пыли сидишь? - спросил Борис.

- Вот, - сказал Фимка и подшмыгнул носом. - Подкову нашел.

Борис поворошил его нестриженые, жесткие, как перья, волосы.

- Тащи домой. Мамка холодца наварит.

Фимка недоверчиво скосил глаза.

- Гы! - Но все-таки поднялся, прижал к груди подкову и, оглядываясь на Бориса, заторопился к мамке.

...Ужин у бабушки давно уже собран - постный холодный борщ с фасолью и сухими грибами на мучной поджарке, тарелка с ломтями моченого арбуза, водка в гранчатом штофике, надержанная до мягкости на кизиле, бутылочка-стекляночка с тягучей алычовой наливкой, деревянные миски и ложки с наведенными на них серебром "петухами, курьями и разными фигурьями". Это у Миньки с Борисом страсть к деревянной посуде.

Дед бережно примял ладонью усы с подпалинами от табака, предупредительно кхекнул, потянулся к штофику с кизлярочкой. Звякая горлышком штофика по чаркам, налил по первой.

Миньке тоже - в мелкую чарочку кубышкой.

- Ну, чубатик, выпьем, да оборотим, в донышко поколотим.

Минька чокнулся с дедом, с бабушкой, с Борисом.

Бабушка обтерла губы передником и отпила несколько глотков.

Дед махом вплеснул чарку в рот и проглотил громко, единым духом. Продышавшись - кхи-хи-и, - опять бережно примял ладонью усы и взял ломоть моченого арбуза.

- Не питье, а душевная амврозия!

Минька тоже выпивает. Рот слегка ожигает спиртом. Крепится, чтобы не вышибло слезы, и, как дед, тянется к арбузу Закусив, принимается за борщ.

Дед, поднося ко рту ложку, держит под ней кусок хлеба, чтобы не брызнуть на скатерть. Ест обстоятельно, неторопливо.

Минька во всем подражает Борису. Борис запускает в борщ горчицы - и Минька запускает. Борис полощет в борще стручок горького перца - и Минька полощет. Борис раздавливает ложкой большие картофелины - и Минька раздавливает.

По второй дед наполняет чарки сладкой алычовой, чтобы покрыть кизлярочку лаком.

Дед разогнался было выпить, "поколотить в донышко" и третью, подморгнув Миньке - земля ведь на трех китах держится, а? - но бабушка сказала, что земля давно уже вертится без всяких китов, и отобрала штофик.

Дед пробурчал:

- Шла бы ты, Мотря, уроки писать.

- Успеется с уроками.

Бабушка учится в ликбезе при школе-семилетке. Деда это веселит.

- А что, Мотря, каковы будут твои соображения насчет звездного пространства? Ежели, как ты утверждаешь, земля вертится, то почему я сижу на стуле и голова у меня совсем не вертится?

- Завертится, - отвечает бабушка. - Как штоф выпьешь, так и завертится.

- Гм... Не научно. Кухмистер ты. Ну, а каков будет твой резон о Пуанкаре?

- Это еще что за выдумка?

- Не выдумка, главарь французского правительства.

- Отцепись!

- Вот оно. Тут мыслить политэкономией надо. Пока ты букву учишь, Пуанкаре хочет придавить нас экономически. Вы, мол, медведи и фальшивомонетчики, трактор сами не соберете и, что такое автомобиль, понятия не имеете, а уж чтоб доменную печь построить и задуть, так вам и не снилось. А от нас вы кукиш получите. При генеральном штабе Восточную комиссию создал с генералом Жаном. И все против нас.

- Не Жаном, а Жененом, - поправляет деда Борис.

- Не возражаю, - соглашается дед: авторитет Бориса в вопросах экономики и политики для него неоспорим.

В доме дед первым читает газету, и только когда поставит свою подпись, что означает: газета им уже проработана, - тогда она поступает к "челяди".

Имеется у деда толстая бухгалтерская книга, куда он вписывает события как чисто семейные, так и государственного масштаба.

Однажды, производя очередную запись, всхрапнул над книгой, и Минька прочитал:

П а р а г р а ф о д и н. Мотря хворает, жалуется на колики в

пояснице. Прогладил ей поясницу горячим утюгом через тряпку.

Полегчало.

П а р а г р а ф д в а. Завод "Коммунар" в Запорожье своими

силами, без этих разных заграничных спецов, построил первый комбайн.

П а р а г р а ф т р и. Произошла смычка между северным и южным

участками Турксиба.

После ужина бабушка моет в тазике ложки и миски, а дед говорит Миньке:

- А иди, стань у гардероба.

Дед будет делать засечку на ребре шкафа, отмечать, на сколько Минька подрос. Уже больше года, как Минька не был на Бахчи-Эли - жил у отца в Урюпинске.

Внук становится. Пятки и затылок прижаты к шкафу.

Дед вынимает из ящика с сапожными инструментами острый, для окантовки подметок, ножик, вместо ручки обмотанный рогожкой, и кладет шершавую от порезов и поколов ладонь Миньке на голову.

Минька, точно гусеныш, напрягает шею. Но дед не сильно надавливает на макушку - сократись, хитрик, не лукавь.

Минька пружинит шеей, будто сокращается. Дед ногтем царапает по ребру шкафа. Минька отходит. Дед по царапине наводит ножом, достает из кармана химический карандаш, мусолит его и пишет сбоку год и месяц.

- На много вырос? - беспокоится Минька, стараясь через локоть деда взглянуть на отметку.

- Да не, - подсмеивается дед. - На макову зерницу.

С улицы доносится негромкое бренчание настраиваемых мандолин и балалаек.

- Пойдем, что ли, на вечерницу, - говорит Миньке Борис и снимает с гвоздя гитару.

Возле калитки на лавке сидит старший брат Вати, Гриша, машинист Прокопенко, оба с мандолинами, и другие жители улицы с балалайками.

Подносят еще скамейки, Борис тоже усаживается. Минька рядом с ним. Гопляк, Ватя и Кеца располагаются на траве.

Минька весь день думает: где же Аксюша? Может быть, уехала к тетке в Балаклаву или к родичам на Оку? Спросить об этом у ребят или у бабушки Минька почему-то не отважился, хотя понимал, что это довольно-таки глупо: будто у него поперек лба написано, что он как-то по-особому интересуется Аксюшей!

Минька и Аксюша родились в один год, в одном родильном доме.

Их игрушки были совместные: глиняные ярмарочные свистульки, корзинки из раскрашенных стружек, бумажные мячики на тонких резинках, набитые опилками. Помногу бесплатно катались на базарной карусели, которую крутил отец Аксюши - однорукий инвалид.

Борис подстраивает гитару, наклоняя голову и внимательно вслушиваясь в тона струн.

У ворот, где живут Прокопенко, женщины кончили мусорить семечками, подмели шелуху и замолкли.

- Какую начнем? - спрашивает Гриша у Бориса.

Борис - первая гитара, он ведущий.

- Испаночку.