Виталий Коржиков - Волны словно кенгуру

Вахтенный повторил команду и повернул руль.

В транзисторе тоже послышался голос: на катере повторили команду. И мы двинулись вперёд.

Теперь громадные пароходы, стоявшие безмолвно на якорях, оказались совсем рядом.

Шубенко не ошибся: японцы бастовали.

- Тысяча двести судов! - сказал лоцман и сделал глоток из чашечки. Стоят два месяца. Просят увеличить заработок.

- Требуют! - уточнил Шубенко.

- Да, да, требуют, - закивал лоцман.

Скоро рейд остался позади, а навстречу нам из порта пошёл громадный голубой голландец "Принц Оранский"... Лоцман что-то сердито закричал, грозя ему пальцем.

- Куда же он - прямо на нас? - спросил я у Шубенко.

- Обойдёт! - уверенно сказал капитан.

"Принц" тут же взял правее, гуднул. На борту у него собралась команда. Все смотрели на нас, читали название. Наверное, гадали, кто это такой "Вит-ья Тща-а-аленко". Принц? Президент?

Конечно, не всякий знает, что был на земле такой мальчишка, хотел стать моряком. А началась война, надел матросскую тельняшку и прибился к взрослым, в разведку. Отважным был разведчиком, отправлялся в поиск, ходил за "языком".

Как-то во время боя залегли бойцы у высоты под смертельным огнём - дот на пути, косит из пулемёта. А Чаленко взял гранаты и пополз.

Пробрался к доту поближе и бросил в амбразуру гранату, другую - под корень! - и поднялся во весь рост: "Вперёд!"

Весь взвод метнулся к вражьим окопам. А впереди мальчик с автоматом.

Выбили с высоты фашистов.

В каждом бою старался Витя быть впереди. А когда упал от пули, только и попросил друзей: "Передайте маме мой орден, блокнот, бескозырку и скажите: пусть не плачет".

Погиб, как настоящий матрос.

Вот чья фамилия на нашем борту, вот чьё имя читают моряки во всех портах, по всем океанам.

ПЕРЕВЁРНУТЫЕ МАЛЬКИ

Я всматривался вперёд. Было мне легко, радостно. Снова вижу море, Японию, корабли!

Одно удивляло: рыбаков-то в заливе нет! Нет маленьких рыбацких шхун, на которых суетятся в синих куртках работящие японские рыбаки. Не видно ни флажков с солнышком, ни сетей.

Я сказал капитану:

- Рыбаков-то не видно.

- Да что ты! Какие теперь в заливе рыбаки, какая рыба! Всё отравили.

Я вздохнул раз-другой, даже нёбо защипало от кислоты и серы.

А Бойс выглянул в дверь, повёл носом и недовольно спрятался в рубку.

Вода вокруг стала коричневой, рыжей. У борта проплыла дохлая рыбина, за ней другая. Потом появилась стайка странных мальков. Они то подпрыгивали, то старались уйти вглубь, но один за другим переворачивались и, мёртвые, плыли вслед за большими рыбинами...

На минуту над заводами, над мачтами пароходов всплыло солнце, всё облило малиновым светом, но тут же ввалилось в густую полосу дыма, задохнулось и, вздрагивая, заколыхалось в облаках гари. Как перевернувшийся малёк.

Запахло циновками, загрохотали портовые краны, и показались пакгаузы с иероглифами на стенах.

Мы пришвартовались.

По трапу к нам уже бежали раскосые смуглые грузчики в оранжевых касках, в тряпичных тапочках - большой палец отдельно - и приговаривали по-русски: "Давай-давай!" Началась выгрузка.

ПОРЯДОК!

Теперь я был в Японии. Но вот где "Новиков-Прибой", на котором я пойду в Америку, в каком порту?

Несколько раз я брал бинокль и рассматривал стоящие у причалов суда... В наступившей жаре и духоте все очертания расплывались.

Может быть, этот, за пакгаузами, - белый, с могучими мачтами? Или вон там, высокий, сероватый, дальше по заливу, в Иокогаме?

Я сошёл на причал.

С улицы пахнуло рыбой. От рыбной лавочки торопливо шли грузчики. Одни несли в ладонях горстки ракушек, другие размахивали вязками вяленой рыбы.

Из маленьких серых домиков, как на всех тихих улицах, вежливо улыбались и кланялись седые японки в дешёвых кимоно. Вот простучали деревянными гета японки побогаче - в цветных одеждах. Вот молодой папаша-очкарик понёс за спиной дочку.

Вдруг кто-то тронул меня за рукав. Я оглянулся. Две аккуратные девочки протягивали мне запечатанный ящик с прорезью в крышке: "Пожертвуйте для больных".

Чуть дальше переглядывались два япончика в школьной форме с альбомами под мышкой: интересно! Человек из-за границы приплыл.

Я бросил в ящик несколько монеток, девчонки тряхнули чёрными волосами и убежали.

Тогда один из мальчишек смущённо хихикнул и попросил:

- Сувенир...

Я опустил руку в карман - там завалялось несколько наших копеек, протянул мальчишкам. Они взяли монеты, засмеялись и припустили через улицу. Потом оглянулись, крича:

- Аригато! Спасибо!

Я ещё прошёлся и поднялся на судно.

- Ты где бродишь? - встретил меня Шубенко.

- "Новиков" ищу!

- Порядок! - сказал он. - "Новиков" твой в Иокогаме. И мы там будем. А завтра - в Токио. Тут у нас есть один знакомый деловой японец. Из фирмы, которая с нами торгует. Завтра едет в Токио, подбросит и нас. Посмотрим на город, на Токио-тауэр. И купим наконец дочке куклу. Три года обещаю и всё никак не привезу! Поедем?

ПОЮЩАЯ ЛАПША

Я нагладил парадные брюки, рубашку и пошёл побродить по судну. Не сидится! Завтра - в Токио!

В кают-компании команда смотрела японский телефильм.

Вдруг фильм прервался. По экрану покатились бутылки с соком. Рядом с ними возник пухлый малыш. Он стал пить сок и превращаться в могучего белозубого японца. Реклама. Это мне уже случалось видеть не раз. Я вышел на палубу.

Краны молчали. У грузчиков начинался ужин. Они сидели на корточках у стены пакгауза и быстро ели из пластмассовых коробок палочками рис или ловко макали в коричневую соевую подливу листья морской капусты, деловито отправляли их в рот и от удовольствия покачивали головой. Кто приправлял свой ужин кусочками рыбы, кто ракушками.

Небо становилось фиолетовым, поздним. А тишина дальней-дальней - на весь залив.

Из-за пакгауза донёсся звон колокольчика: динь-дон, динь-дон... И на причал въехала маленькая коляска с ящиком. Вёз её невысокий хрупкий паренёк. Рубашка у него была выпущена поверх брюк и раскачивалась в такт шагам... Смотрел он по сторонам нерешительно, даже, казалось, застенчиво. Но вот кто-то из грузчиков окликнул его и подбежал с коробкой в руке.

Мальчик остановился, открыл ящик, из которого дохнуло облачко пара, зачерпнул поварёшкой и положил в коробку порцию лапши. Грузчик бросил мальчику монетку, а тот уже доставал новую порцию: к нему торопился второй грузчик, и от стены поднимался ещё один.

Мальчик положил им тоже и уже решительней окинул взглядом остальных: не хочет ли ещё кто?

Но грузчики больше не обращали на него внимания. Одни прикорнули на часок в проходе на палубе, другие, расстелив газеты, ложились вздремнуть прямо на бетонном причале. И мальчик покатил тележку к другим судам.

- В прошлый раз старик ездил, - сказал кто-то из матросов.