Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку

Сережа и раньше слышал от друга такие речи, но как-то не относил их на свой счет. Не то чтобы он с Андреем соглашался - иногда тот нес явную галиматью, - но и не спорил. Мало ли у кого какие мнения? А Лючия Борзых (такое странное имя было у баскетболистки) в спорте не хуже Андрея разбирается. Ездит в другие города на спартакиады, и ее по телевизору два раза показывали. Поэтому Сережа все желчные слова приятеля на счет своей знакомой не относил. А другие девчонки его не интересовали. А с Лючией ему было интересно. С ней на любую тему можно поговорить, и время летит незаметно. С ней всегда жаль было расставаться. Обидно, что она часто занята: то тренировки, то поездки, то театр. Лючия очень любила театр и готова была каждый свободный вечер бежать туда. Часами простаивала в очередях за билетами. Рост у нее такой, что ее беспрепятственно пускали на любой фильм, когда она еще в пятом классе училась.

В этот день Андрей особенно зло говорил о пагубном влиянии этих кривляк - девчонок - на настоящих мужчин. И когда Сережа нерешительно возразил раз-другой, приятель ястребом кинулся на него.

- Сам сопли распустил и бегаешь за Лючией Борзых, как борзая... заявил Андрей. - Караулишь, ее то у школы, то у дома, даже на вокзал бегаешь встречать ее... и небось чемодан до дома тащил? И за билетами в БДТ охотился? "Дяденька, нет у вас лишнего билетика для моей любимой девушки?.."

Что было, то было. Лючию он встречал недавно на Московском вокзале, она возвращалась из Киева. Там была юношеская спартакиада. И чемодан нес. Только не до дома, а лишь до автобуса. И за билетами в театр пару раз в очереди стоял. Ну и что зазорного?

- Посмотрел бы ты на свое лицо, когда ждешь ее у школы на углу! продолжал Андрей. - Более глупой рожи я еще не видел!

Сережа почувствовал, как запылали у него щеки.

- Ты сам на Лючию всякий раз пялишься, когда она идет по коридору, подковырнул друга Сережа. - Думаешь, я не вижу?

- Я? - Андрей даже остановился на тротуаре и прохожие, косясь на них, стали обходить. - Я на нее пялюсь?! Да, если хочешь знать, она сама мне проходу не дает! На все соревнования по боксу ходит, садится в первый ряд и на меня глаза таращит...

- Ты ниже ее на полголовы! - повысил голос и Сережа. - Нужен ты ей, как... как...

- Ну говори! - подзадорил Андрей.

- Да она и как звать-то тебя не знает! - выпалил Сережа. - Ты для нее, что этот... - он кивнул на уличный фонарь, - столб!

Они стояли посередине тротуара и сверлили друг друга ненавидящими глазами. Сережа в этот миг подумал: как он мог столько лет дружить с негодяем? Ишь глазищи вылупил, как будто его кто-то боится. И нос у него со шрамами, широкий. Мало, видно, лупили, еще захотел... И хотя злость захлестнула его, он ни за что не ударил бы первый Андрея, если бы тот не доконал его последними словами:

- Ты дальше своего носа не видишь! А знаешь ли ты, глупец, что твоя прекрасная Лючия встречается с Воеводиным из "Зенита"? Да и не только с ним: любой известный спортсмен поманит ее пальцем и...

Это было последней каплей! Сережа почувствовал, как напряглись все его мышцы, сжались кулаки... Нужно было размахнуться и ударить, но он не размахнулся и не ударил, а вместо этого крепко зажал портфель под мышкой и побежал по тротуару не домой, а в другую сторону. Прохожие уступали ему дорогу, останавливались и удивленно смотрели вслед. Он видел все как в тумане и боялся самому себе признаться, что это горячие слезы застилают ему глаза...

Андрей догнал его, схватил за руку, но Сережа вырвался и побежал дальше. Лишь на улице Пестеля, возле большой красивой церкви, Андрей снова поймал его и, обняв за плечи, усадил на скамью, что приткнулась к высокой чугунной ограде.

- Дурак! Кретин! Болван! - ругался он. - Это я себя, - пояснил он удивленно уставившемуся на него приятелю. - Я не знал, что ты так серьезно... влюблен!

Сережа безучастно смотрел прямо перед собой и молчал. Из распахнутых дверей церкви доносилось печальное песнопение. "Отпевают кого там, что ли?" - вяло подумал он.

Андрей извинился и сказал, что был не прав, настроение у него сегодня такое... Наверное, оттого, что двойку по геометрии схлопотал... Лючия действительно была один раз в спортзале, но смотрела на всех одинаково, просто ему показалось, и, если уж честно говорить, она ему тоже нравится и он ее немножко ревновал к Сергею, но это не значит, что он когда-нибудь перейдет дорогу лучшему другу. В этом отношении Сережа пусть будет спокоен; он, Андрей, не такой... Лючия не похожа на остальных девчонок, которых он презирает, наверное, поэтому он... в общем, обратил на нее внимание. А теперь все: точка! А с Воеводиным он действительно видел ее два раза. Просто шли вместе по коридору и о чем-то весело разговаривали... Вот и все.

Сережа простил друга, но видеть его сейчас ему было неприятно. Он сказал Андрею, что еще посидит тут немножко, а он, Андрей, пусть уходит...

Андрей ответил, что не спешит и тоже может посидеть. Тогда Сережа сказал, что хочет побыть один.

И Андрей, вздохнув, ушел. Наверное, обиделся, но Сергею было наплевать, он мучительно раздумывал: почему не ударил Андрея? Оттого, что он боксер и даст сдачи? Какой же он мужчина, если боится боли?..

Об этом он думал до самого дома, а поднявшись на свой этаж, поставил портфель у двери, прислушался: никто не поднимается по лестнице? А потом изо всей силы ударил себя кулаком в глаз. На миг ему показалось, что наступила ночь, затем она взорвалась фейерверком разноцветных искр. Глазу стало сначала тепло, потом горячо.

Нет, боли он не боится. И Андрея он не испугался. Просто Сережа никогда в жизни не дрался. И сейчас он мог признаться самому себе, что не страх перед болью остановил его руку, а что-то другое... А что это другое, он не знал...

Вот какая странная история нынче приключилась с Сережей.

Алена ушла в магазин, а Сережа присел в полутемной прихожей на старое бархатное кресло, положил телефон на колени, снял трубку и очень медленно набрал номер. Последнюю цифру придержал пальцем, не решаясь отпустить диск.

Дед стоял рядом и смотрел на него. Видя, что Сережа задумался, подошел поближе, понюхал скулу и, высунув язык, осторожно лизнул.

- Обалдел! - оттолкнул его Сережа и нажал на рычаг, но трубку не повесил. Потом, вспомнив, что Алена говорила, будто в слюне собаки тринадцать лекарств, стал подзывать Деда - пусть синяк полижет, может, скорее пройдет.

Но Дед на этот раз всерьез обиделся и, неслышно ступая мягкими лапами по паркету, ушел из комнаты. И обрубленный хвост у него был опущен.

- И ты, Брут? - с горечью произнес Сережа.

На этот раз он без колебаний набрал номер телефона.

Трубку сняла она.

Несколько раз произнесла ленивым глуховатым голосом: "Але, але, я слушаю".

- Лючия, я не могу сегодня с тобой в кино, - наконец ответил он.