Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку

Они сидели в беседке, и над их головами шумели сосны. Еще не было и восьми часов, а уже стало сумрачно. Разреженные клочковатые облака пролетели, и теперь с залива надвигались плотные дождевые. Когда ветер утихал и деревья переставали шуметь, становилось слышно, как на железную крышу дома с тихим шорохом просыпаются сосновые иголки.

- Я, пожалуй, верну в милицию удостоверение дружинника, - сказал Сорока.

- Напрасно, - ответил Владислав Иванович. - Зачем же сердиться ма милицию? Следователь хотел тебе помочь, но...

- И вы мне не верите? - сбоку взглянул на него Сорока.

- Верю, - сказал Владислав Иванович. - Верю, что и такое могло случиться... Но не всегда то, в чем мы глубоко убеждены, является объективной истиной. Обстоятельства сложились так, что все факты против тебя. И тут ничего не поделаешь. Будь ты на месте экспортов, ты поступил бы так же. Они ведь тоже учитывали, что вы выехали не на прогулку, а на дежурство, чтобы помочь этой самой милиции.

- Так сколько же истин существует на свете?

- Один мудрец сказал, что истина открыта для всех, но никто еще полностью ею не овладел и много еще осталось поработать будущим поколениям. - Владислав Иванович улыбнулся. - Приведу тебе еще слова Конфуция: "Три пути есть у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, размышление, второй, самый легкий, - подражание, третий, самый горький, опыт". Так вот ты, насколько я тебя знаю, избрал самый сложный и трудный путь.

- Слабое утешение, - усмехнулся Сорока.

- Я тебя не утешаю... Кстати, ты в этом не нуждаешься.

- Я чувствую и себя виноватым в его смерти, - помолчав, сказал Сорока. - Если бы я велел ему прекратить погоню, он бы меня послушался. Почему я его не остановил и не сказал, чтобы он застегнул ремешок шлема? Врач заявил: если бы шлем не слетел с его головы, он был бы жив.

- Не кори себя, - мягко сказал Владислав Иванович. - Ты никогда бы не прекратил погоню, вот в чем дело. Не тот у тебя характер, чтобы остановиться на полпути.

- Но ведь за рулем был он!

- Ты еще больше рисковал, доверившись ему.

Сорока надолго умолк. И в глазах у него такая тоска, что Владислав Иванович не решился нарушить затянувшуюся паузу. Дед приподнял голову и посмотрел на Сороку ясным глазом.

- Не будем больше об этом, - сказал Сорока. - Рано или поздно я найду эту проклятую истину... - Он без улыбки посмотрел на Владислава Ивановича.

- Я очень благодарен тебе, - сказал тот. И в голосе его прозвучала какая-то особенная нотка, заставившая Сороку насторожиться.

- За что же?

- Я рад, что Сережа и Алена дружат с тобой... Больше того: пока ты с ними, я спокоен за них.

- Вы преувеличиваете мое влияние, - негромко произнес он.

- Я ведь отец, - улыбнулся Владислав Иванович, - мне виднее... Вы скоро поедете в Островитино одни... Я надеюсь, Президент Каменного острова возьмет под свое высокое покровительство Сережу и Алену?

- Алену... - с горечью вырвалось у Сороки, но он тут же взял себя в руки и довольно бодро закончил: - У нее и так есть надежный защитник.

- Я тебе приведу еще одно высказывание: "Любовь чахнет под принуждением; самая ее сущность - свобода; она не совместима с повиновением, с ревностью или страхом".

Сорока подивился проницательности Владислава Ивановича. Ему всегда казалось, что он, всецело занятый работой, мало интересуется жизнью своих детей. А о том, что он им предоставляет полную свободу во всем, он и сам знал, потому как видел это там, в Островитине. Ни разу Владислав Иванович не попросил его, Сороку, чтобы он взял Сережу и Алену на остров, хотя отлично знал, как они туда рвутся. А когда Сорока попросил передать им, что приглашает на остров, Владислав Иванович улыбнулся и сказал, что выполнить эту просьбу не может, так как Алена и Сережа ему не поверят... И Сорока тогда сам их пригласил. И даже лодку послал за ними.

И вот оказывается, Владислав Иванович все видит и знает... даже больше, чем говорит. И тут он совсем огорошил Сороку, сказав:

- Мне сдается, Гарик не так себя повел с Аленой... Она девочка добрая, тонкая, хотя язычок у нее и острый. И потом она - романтик, художественная натура... Гарик должен был бы это как-то почувствовать, если он действительно хочет завоевать ее расположение.

- Почему же вы ему не сказали?

- О таких вещах не говорят.

- Гарик хороший парень, - убежденно сказал Сорока.

- Я это знаю, - улыбнулся Владислав Иванович. - Думаю, что и Алене это известно... Ты никогда не задумывался, почему поэты символом любви выбрали луну?

- Наверное, потому, что у нее есть обратная сторона.

- Верно. - И еще - ее вечное непостоянство, изменчивость, убывание и прибывание. А бывает и совсем ее не видно на небе.

- Для меня это слишком сложно, - сказал Сорока. - Я ведь никогда не любил.

- Ты еще это испытаешь, - с грустью заметил Владислав Иванович.

- До любви ли тут? - перевел разговор на другое Сорока. - Работа, учеба, экзамены, общественные нагрузки... В кино и театр сходить некогда!

- В первый раз слышу, что тебе нелегко.

- Я не жалуюсь... Такая жизнь, в общем-то, по мне.

- Ты, пожалуйста, не путай божий дар с яичницей! - улыбнулся Владислав Иванович.

- Любовь эгоистична - она захватывает человека целиком, не дает ему ни о чем другом думать, - сказал Сорока.

- Откуда ты знаешь, если никогда не был влюблен?

- Догадываюсь... - смутился Сорока. - В книжках прочитал.

- Как я понял, у тебя для любви нет времени? - не скрывая насмешки, сказал Владислав Иванович. - Вот закончишь институт, получишь путевку в жизнь, осмотришься, взвесишь все за и против, а тогда уж любовь тебе, как спелое яблоко, прямо с дерева в руки свалится?

- Зачем так примитивно? - взглянул ему в глаза Сорока.

- Не проворонь, Тимофей, свою любовь, - сказал Владислав Иванович. И лицо у него было грустное.

Разговор прервал шум мотора. Дед пружинисто вскочил и молча бросился по тропинке навстречу "Запорожцу", осторожно пробирающемуся по лесной дороге к дому. Сорока и Владислав Иванович поднялись со скамейки. Порыв ветра пригнул вершины деревьев, опять громыхнуло, погромче. Небо посерело, облака уже не двигались, а сжимались в единую плотную массу. А скоро ветер принес крупные капли. Они защелкали по голове, плечам, со звоном ударили в стекла.

- Ты посмотри! - удивился Владислав Иванович. - Алена за рулем!

Сорока ничего не ответил, только подумал, что наконец-то Гарик нащупал верную тропинку к сердцу девушки... И эта мысль не доставила ему удовольствия.

Над замершими соснами отчетливо возникла зеленоватая вертикальная молния. Немного погодя послышался гром. Он то нарастал, то замирал. Как-то разом шумно вздохнули деревья. И тишина. Над лесом выдвинулся заостренный темно-синий нос набухающей чернотой тучи, стало сумрачно. Дед, поджав хвост и низко наклонив голову, поспешно направился к крыльцу. Толкнув носом дверь, скрылся в доме. Немного погодя мимо прошмыгнула сиамская кошка.