Эллен Нийт - Рассказы о Пилле-Рийн

Пилле-Рийн сказала Анне:

– А плакать я тебе не позволю. В сказочной стране у каждого яблока свой жук, который его надувает. Пойдём спать, а то жук нас боится, и яблоко не может расти.

Но Пилле-Рийн не успел слезть со стола. На крыльце задребезжал подойник тёти Юули, и сладко скрипнула дверь. И вместе с тётей Юули в комнату вошёл запах свежего сена. А руки её пахли парным молоком, когда оно обняла Пилле-Рийн. И Пилле-Рийн заплакала неизвестно почему.

Потом она лежала в постели, и кругом было тихо. Часы не стучали. Их голоса совсем не было слышно.

Пилле-Рийн, наверное, задремала. А может, это было наяву, но она увидела, как большой жук улетел вместе с яблоком. И сквозь его жужжание было слышно, как тётя Юули зовёт кошку пить молоко:

– Кис-кис-кис.

Пилле-Рийн скакала перед домом Юри: так-так-так – били прыгалки об асфальт. Она уже раз десять проскакала мимо окна, но Юри не было видно. А кухонная занавеска была сдвинута, и окно открыто.

Тогда Пилле-Рийн провела ручкой прыгалки по жёлтому забору: тыт-тыт-тыт-тыт – протарахтел забор.

Кошка, что жила в квартире напротив Юри, встала со ступеньки, зевнула, выгнула спину и снова улеглась в солнечном пятне.

Пилле-Рийн больше не выдержала. Она вошла в ворота и крикнула:

– Юри, выходи!

Никто не ответил. Пилле-Рийн крикнула ещё раз, погромче. Из окна высунул голову папа Юри. Пилле-Рийн испугалась. Папа Юри работает на железной дороге, и если он днём дома, значит, у него ночная смена, и он должен спать. Мама Пилле-Рийн говорила, что тогда к Юри нельзя ходить, – ведь если папа Юри не отдохнёт, он может завести поезд в канаву. Пилле-Рийн испуганно замолчала.

– Что, Пилле? – спросил папа Юри. Папа Юри всегда говорил Пилле, а не Пилле-Рийн.

– А Юри выйдет? – спросила Пилле-Рийн.

– Его нет дома, – сказал папа Юри.

– А когда вернётся, выйдет?

– Не знаю. Юри чинит часы.

– Как – часы? – удивилась Пилле-Рийн. – Разве он умеет?

– Старые часы. Говорит, что это пустяки. Вечером соберёт, и готово, – сказал папа Юри.

На это Пилле-Рийн не знала, что сказать. А почему бы ему не уметь? Может быть, и умеет.

Папа Юри отошёл от окна, а Пилле-Рийн упрыгала на улицу.

И вдруг Юри сам показался из-за угла.

– Ты гулять выйдешь? – спросила его Пилле-Рийн ещё издалека.

– Не знаю, – сказал Юри. – Наверное, нет. Я часы чиню.

– Выходи, – сказала Пилле-Рийн. – На улице чини.

– Я не знаю, – сказал Юри. – Песок может попасть. Ну ладно.

Они вместе вошли во двор Юри и остановились у крыльца. Юри вытащил из кармана коробку «Казбека».

– Ясь, уходи, – сказал он коту. – Брысь. Кот выгнул спину и убежал.

Тогда Юри открыл коробку. Там были всякие колесики и винтики, и маленький часовой ключ, как у дедушки, и циферблат. Юри вынул из кармана маленький нож и стал скоблить эти колесики.

– Тут больше и делать нечего, только почистить и собрать,- сказал он. – Хочешь, я приведу эти часы в порядок и дам их тебе?

У Пилле-Рийн даже сердце заколотилось. Она достала из кармана передника красный носовой платок и дала Юри.

– На, бери, им можно протереть. Он совсем чистый.

– Положи на угол ступеньки, – сказал Юри.

– Знаешь, – сказала Пилле-Рийн,- у меня есть конфета с белым медведем, хочешь, принесу?

И побежала к себе во двор, где на подоконнике подвального окна лежала завёрнутая в пёстрый лоскут конфета. Она развернула лоскут и дала конфету Юри.

– Я могу тебе ещё жёлтый шарик дать, – сказала Пилле-Рийн. – Завтра принесу.

Юри откусил половину конфеты, а другую половину дал Пилле-Рийн. Потом он снова занялся часами.

– Ну, к вечеру будет сделано. А Пилле-Рийн сказала:

– Давай так: один день часы будут у меня, а другой у тебя, ладно?

– Как хочешь, – сказал Юри. – Но ты можешь взять их и насовсем.

Взрослые люди всегда хорошие. По крайней мере, они знают, как быть хорошими, и поэтому учат детей: делайте так и не делайте эдак.

Пилле-Рийн средняя, потому что иногда она хорошая, а иногда плохая. Она бывает нарочно плохая – когда капризничает, но чаще она плохая нечаянно. А хорошая всегда нечаянно и только изредка – нарочно, когда хочет за это что-нибудь получить.

У взрослых людей за то, что они хорошие, есть всякие красивые вещи.

У мамы – светло-жёлтая тонкая чашка, у папы – фотоаппарат, у тёти Юули – белая собака Туке, которая лает на каждого чужого человека, а тёте Юули ничего не делает.

У папы, и у мамы, и у тёти Юули за то, что они хорошие, у каждого есть свой месяц.

Папин месяц август, потому что папу зовут Август. Мамин месяц май, потому что у неё, оказывается, есть имя, и это имя – Майя.

Раньше Пилле-Рийн вообще не знала, что у мам есть имена, но летом узнала, потому что тётя Юули называла маму по имени.

У тёти Юули тоже есть свой месяц – июль.

Только у Пилле-Рийн нет месяца, и это очень обидно. Правда, папа сказал, что если Пилле-Рийн будет хорошей девочкой и будет есть как следует, то он попросит, чтобы тому месяцу, который в небе, дали имя Пилле-Рийн, потому что он до сих пор без имени, как Пилле-Рийн без месяца.

Теперь этот день уже прошёл, но остались воздушные шары, и вот дедушка привязывает их к гвоздю за окном, чтобы им было прохладно и чтобы они не лопнули.

Воздушные шары кажутся Пилле-Рийн такими же праздничными, как и весь сегодняшний день. Хотя начался он совсем худо.

Но ведь и шары были совсем худые и жалкие, когда дедушка их принёс и они были ещё не надутые.

В этот день был парад, потому что это был Октябрьский праздник, хотя теперь уже ноябрь. Папа и мама не захотели взять Пилле-Рийн с собой на парад и сказали, что она ещё маленькая, а погода холодная. А сами ушли.

Пилле-Рийн сидела одна на своём белом стуле и плакала для собаки Понту. Как вдруг у входной двери прозвенел звонок.

Звонок! Пилле-Рийн сразу догадалась, кто это пришёл.

Она схватила Понту за хвост и помчалась в переднюю. А звонок прозвенел ещё раз: тнрр-тнрр…

Пилле-Рийн приложила ухо к двери и притаилась.

За дверью кто-то очень знакомо кашлянул, и Пилле-Рийн бросила Понту и крикнула в замочную скважину:

– Кто стучит ко мне в окно? – Хотя в окно ведь не стучали, потому что до окна Пилле-Рийн никому не дотянуться.

А грубый голос за дверью ответил:

– Это я, твоя мама-козочка, я принесла тебе молока!

Тогда Пилле-Рийн засмеялась и крикнула:

– Ты ведь де, ты ведь ду, ты ведь шка, ты ведь дедушка Пилле-Рийн!