Жан Лафонтен - Басни

Со всех Лягушки ног

В испуге пометались,

Кто как успел, куда кто мог,

И шепотом Царю по кельям дивовались.

И подлинно, что Царь на диво был им дан:

Не суетлив, не вертопрашен,

Степенен, молчалив и важен;

Дородством, ростом великан,

Ну, посмотреть, так это чудо!

Одно в Царе лишь было худо:

Царь этот был осиновый чурбан.

Сначала, чтя его особу превысоку,

Не смеет подступить из подданных никто:

Со страхом на него глядят они, и то

Украдкой, издали, сквозь аир и осоку;

Но так как в свете чуда нет,

К которому б не пригляделся свет,

То и они сперва от страху отдохнули,

Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули:

Сперва перед Царем ничком;

А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком:

Дай попытаться сесть с ним рядом;

А там, которые еще поудалей,

К Царю садятся уж и задом.

Царь терпит все по милости своей.

Немного погодя, посмотришь, кто захочет,

Тот на него и вскочит.

В три дня наскучило с таким Царем житье.

Лягушки новое челобитье,

Чтоб им Юпитер в их болотную державу

Дал подлинно Царя на славу!

Молитвам теплым их внемля,

Послал Юпитер к ним на царство Журавля.

Царь этот не чурбан, совсем иного нрава:

Не любит баловать народа своего;

Он виноватых ест: а на суде его

Нет правых никого;

Зато уж у него,

Что завтрак, что обед, что ужин, то расправа.

На жителей болот

Приходит черный год.

Лягушки, просящие царя

В Лягушках каждый день великий недочет.

С утра до вечера их Царь по царству ходит

И всякого, кого ни встретит он,

Тотчас засудит и - проглотит.

Вот пуще прежнего и кваканье, и стон,

Чтоб им Юпитер снова

Пожаловал Царя иного;

Что нынешний их Царь глотает их, как мух;

Что даже им нельзя (как это ни ужасно!)

Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно;

Что, наконец, их Царь тошнее им засух.

"Почто ж вы прежде жить счастливо не умели?

Не мне ль, безумные,- вещал им с неба глас,

Покоя не было от вас?

Не вы ли о Царе мне уши прошумели?

Вам дан был Царь? - так тот был слишком тих:

Вы взбунтовались в вашей луже,

Другой вам дан - так этот очень лих;

Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!"

И. Крылов.

Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Кроме Крылова, басню переводили В. Майков и Хвостов.

47. Козел и Лисица

(Le Renard et le Boue)

Козел большой, рогатый,

Преважный с виду, бородатый,

Но по уму едва ль не брат ослу родной,

С плутовкою Лисой дорогой шел одной.

День самый жаркий был; листок не колыхался;

Козел и Лисица

Их жажда мучила, а солнце их пекло.

Шли, шли они, и вдруг колодезь им попался.

"Смотри-ка, куманёк, вода здесь как стекло!

Не хочешь ли испить? - Лиса Козла спросила.

Безмозглый бородач в колодезь мигом скок:

Колодезь этот был, по счастью, не глубок.

Лисица, видя то, туда же соскочила,

И взапуски ну двое пить.

Лиса, напившися, сказала: "Как нам быть,

Голубчик куманёк? Идти еще далёко;

А вылезть вон нельзя - высоко!"

"Не приложу ума:

Подумай, кумушка, сама".

"А вот я вздумала: пожалуй, потрудися,

На задни ноги встань, передними уприся

Покрепче ты в обруб, да чур не шевелися;

Отсюда вылезу я по твоим рогам,

А там

И кума вытащить наверх я постараюсь".

"И впрямь так! удивляюсь!

Уж что за кумушка! какая голова!

Да мне бы этого не выдумать дня в два.

Изволь..." - И с словом сим Лисе подставил роги.

Лисица вылезла. "Сиди же здесь, глупец!"

Сказала, и давай Бог ноги!

Предвидеть надобно во всех делах конец.

Измайлов.

Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Кроме Измайлова, на русский язык басню переводил также Сумароков ("Лисица и Козел").

48. Орел, Дикая Свинья и Кошка

(L'Aigle, la Laie et la Chatte)

Орел свил гнездо на вершине

Высокого дуба. Внизу, у корней,

Кабан поселился с семьею своей,

А Кошка - в ветвях, в середине.

Все были довольны. Никто никому

Соседством не делал помехи,

И, с делом мешая утехи,

Жил каждый, как было по вкусу ему.

Но Кошке лукавой согласье такое

Ни ночью, ни днем не давало покоя.

Решила поссорить соседей она;

Взобралась к Орлу на вершину

И молвила: - Вместе кручину

Должны мы делить. Я лишилася сна.

Грозит нам погибель с детями:

Мы скоро раздавлены будем ветвями!

Смотрите: внизу, подле самых корней,

Проклятый Кабан с Кабанихой своей

Без отдыха землю копают,

Готовя погибель для наших детей.

Они, добираясь до самых корней,

Те корни тотчас обрывают.

Дуб рухнет. Малютки из гнезд упадут

И смерть у Свиней в логовище найдут!

И, страхом наполнивши сердце Орла,

С ним Кошка лукаво простилась,

И только на землю спустилась,

Как к Свиньям в жилище смиренно вошла.

- Друзья и соседи! - сказала она.

Пришла я к вам с вестью печальной.

Подслушала речи Орла я случайно

И вам передать их по дружбе должна.

Лишь только из вас кто из дому уйдет,

Тотчас же Орел поросят унесет.

Пожалуйста, только молчите про это,

Не то он сживет меня в злости со света!

И, ужас посеяв в семье Кабана,

Счастливой домой возвратилась она.

Орел, опасаясь за участь птенцов,

Боится лететь за добычей.

Кабан, позабыв свой обычай,

Боится оставить свой кров.

Идут дни за днями. Их голод терзает;

Но бросить детей ни Орел, ни Кабан,

Поддавшись на кошкин коварный обман,

Ни тот ни другой не дерзает:

Орел опасается дуба паденья,

Кабан же Орла посещенья.

Сидят они оба, а голод не ждет:

Подохли Кабан, поросята,

От голода сдохли орлята,

Подох и Орел в свой черед.

А Кошка за подлое дело

Всем дубом одна завладела.

Что выдумать может коварный злодей

На гибель иль ради раздора

Того не придумать. Всех прочих гнусней

Несчастий из дара Пандоры,

То, коим весь мир возмущался всегда;

Названье ему - клевета!

А. Зарин.

Из басен Федра. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Орлиха, Веприха и Котка").

49. Пьяница и Жена его

(L'Ivrogne et sa Femme)

У каждого есть свой порок,

В который он впадает неотступно;

И стыд, и страх нейдут при этом впрок,

Чему пример я приведу невступно.

Жил Пьяница один, тянувший Вакхов сок,

Губя свой ум, здоровье, кошелек.

Подобные ему не проживут полсрока,

Назначенного им, как, совесть заглуша,

Все спустят до гроша.

Испробовав не в меру сока

Лоз виноградных, разум свой

Оставил он на дне бутыли,

И был Женою в склеп опущен гробовой

Затем, чтоб винные пары перебродили

Там на свободе. От паров

Очнувшись, наконец, и саван, и покров,

И свечи видит он, дивясь тому немало.

- Ого! - воскликнул он. - Ужель вдовою стала

Жена моя? - Тогда наряжена

Алекто, фурией геенскою, предстала

Под маскою его Жена,