Жан Лафонтен - Басни

И теплое усердье нашей веры

Смягчит жестокость гнева их.

Кому не ведомо из вас, друзей моих,

Что добровольных жертв таких

Бывали многие в истории примеры?

Итак, смиря свой дух,

Пусть исповедует здесь всякий вслух,

В чем погрешил когда он вольно иль невольно.

Покаемся, мои друзья!

Ох, признаюсь - хоть это мне и больно

Не прав и я!

Овечек бедненьких-за что?-совсем безвинно

Дирал бесчинно;

А иногда-кто без греха?

Случалось, драл и пастуха:

И в жертву предаюсь охотно.

Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть

Свои грехи: на ком их боле есть,

Того бы в жертву и принесть.

И было бы богам то более угодно".

"О царь наш, добрый царь! От лишней доброты,

Лисица говорит,- в грех это ставишь ты.

Коль робкой совести во всем мы станем слушать,

То прийдет с голоду пропасть нам наконец;

Притом же, наш отец!

Поверь, что это честь большая для овец,

Когда ты их изволишь кушать.

А что до пастухов, мы все здесь бьем челом:

Их чаще так учить - им это поделом.

Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышит,

И нашими себя везде царями пишет".

Окончила Лиса; за ней, на тот же лад,

Льстецы Льву то же говорят,

И всякий доказать спешит наперехват,

Что даже не в чем Льву просить и отпущенья.

За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед

Во весь народ

Поведали свои смиренно погрешенья;

Но их безбожных самых дел

Никто и шевелить не смел.

И все, кто были тут богаты

Иль когтем, иль зубком, те вышли вон

Со всех сторон

Не только правы, чуть не святы.

В свой ряд смиренный Вол им так мычит: "И мы

Грешны. Тому лет пять, когда зимой кормы

Нам были худы,

На грех меня лукавый натолкнул:

Ни от кого себе найти не могши ссуды,

Из стога у попа я клок сенца стянул".

При сих словах поднялся шум и толки;

Кричат Медведи, Тигры, Волки:

"Смотри, злодей какой!

Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги

За беззаконие его к нам столько строги?

Его, бесчинника, с рогатой головой,

Его принесть богам за все его проказы,

Чтоб и тела нам спасть и нравы от заразы!

Так, по его грехам, у нас и мор такой!"

Приговорили

И на костер Вола взвалили.

И в людях так же говорят:

Кто посмирней, так тот и виноват.

И. Крылов.

Басня эта была очень распространена в средние века и встречается во многих проповедях. Она направлена против несправедливости тогдашнего духовенства, снисходительного к порокам богатых и строгого к беднякам. Кроме Крылова (заменившего в басне волом Лафонтеновского осла), на русский язык басню переводили Княжнин и Хвостов.

126. Несчастный Муж

(Le mal marie)

Когда бы дружною четою

Добро являлось с красотою

Я завтра же себе искать жену бы стал.

Но сочетанье этих двух начал

Довольно редко я встречал,

А потому и избегаю брака.

Я много видел их, но ни в одном однако

Не мог я прелести найти.

И, тем не менее, почти

Четыре четверти всего людского рода,

Кому наскучила свобода

Случайности опаснейшей из всех

Подвергнуться спешат без колебанья.

И за свершенный ими грех

Четыре четверти приносят покаянье.

Один супруг, раскаяться успев,

Расстался со своей супругою сварливой,

Скупой, придирчивой, ревнивой.

Все было не по ней, все возбуждало гнев:

"Ложатся с курами, встают не в меру поздно!"

Покоя от нее не знал никто из слуг,

И из терпения был выведен супруг.

"Муж ни о чем не думает серьезно!

Муж не дает пощады кошельку!

Муж дома не сидит! Муж - вечно на боку!"

И волю так она давала языку,

Что муж ее, утративши терпенье,

В деревню отослал ее на исправленье.

И вот она в теченье многих дней

Находится в компании пастушек,

Которые пасут индюшек,

И пастухов, пасущих там свиней.

Сочтя ее исправленной, обратно

Супруг берет ее. "Ну,- молвил он,- приятно

Жилось вам посреди невинности полей?"

"Да, - был ответ, - но там служителей

Нашла я более, чем даже здесь, ленивых.

И в этом - вся моя беда.

Они совсем не берегут стада.

Об этом я твердила им всегда,

Чем раздражала нерадивых

И ненависть ко мне питавших слуг".

"Ну, если в вас, - сказал ее супруг,

Настолько все несносно и злонравно,

Что даже те, кто видит лишь на час,

Переносить не могут вас,

Так здешняя вся челядь и подавно,

Которую в теченье дня

Преследуете вы, гоняя и браня.

Что с ними было бы, не говоря о муже,

Чье положение всех хуже:

Он с вами быть обязан день и ночь,

Ему пришлось бы тут поистине невмочь.

Я отсылаю вас опять в уединенье;

И если б у меня явилось искушенье

Послать за вами вновь, пусть по моим грехам

За гробом я найду двух жен, подобных вам!"

О. Чюмина

Заимствована у Эзопа.

127. Мышь, удалившаяся от света.

(Le Rat qui s'est retire du monde).

Вinoi?iu жители в преданиях своих

Рассказывают нам, что некогда у них

Благочестива Мышь, наскуча суетою,

Слепого счастия игрою,

Оставила сей шумный мир,

И скрылась от него в глубокую пещеру:

В Голландский сыр.

Там, святостью одной свою питая веру,

К спасению души трудиться начала:

Ногами

И зубами

Голландский сыр скребла, скребла,

И выскребла; досужным часом,

Изрядну келейку с достаточным запасом.

Чего же более? В таких-то Мышь трудах

Разъелась так, что страх!

Мышь, удалившаяся от света

Короче - на пороге рая!

Сам Бог блюдет того,

Работать миру кто отрекся для него.

Однажды пред нее явилось, воздыхая,

Посольство от ее любезных земляков;

Оно идет просить защиты от дворов

Против кошачьего народа,

Который вдруг на их республику напал

И Крысополис их в осаде уж держал.

"Всеобща бедность и невзгода,

Посольство говорит, - причиною, что мы

Несем пустые лишь сумы;

Что было с нами, все прошли,

А путь еще далек! и для того посмели

Зайти к тебе и бить челом

Снабдить нас в крайности посильным iiдаянuai".

Затворница на то, с душевным состраданьем

И лапки положа на грудь свою крестом:

"Возлюбленны мои, - смиренно отвечала,

Я от житейского давно уже отстала;

Чем, грешная, могу помочь?

Да ниспошлет вам Бог! а я и день, и ночь

Молить Его за вас готова".

Поклон им, заперлась, и более ни слова.

Кто, спрашиваю вас, похож на эту Мышь?

Монах? - Избави Бог и думать! Нет, дервиш.

Дмитриев.

По словам Лафонтена, он заимствовал сюжет этой басни из восточных сказаний, но подобной басни не находится ни в одном из известных сборников. Вернее предположить, что весь рассказ изобретен самим Лафонтеном, перед глазами которого было в лице средневековых монахов немало оригиналов, с которых он мог списать свою благочестивую мышь. Кроме Дмитриева, басню ia-?aaae на русский язык Сумароков ("Отрекшаяся от мира мышь").