Альберт Лиханов - Лабиринт

Но это было все-таки половиной дела. Они же сюда не только за ухой приехали. Главное - охота. Не простая, с фотоаппаратом.

Конечно, для настоящей фотоохоты нужен специальный аппарат, с длинным, почти в метр, объективом, чтобы издалека снимать всяких зверей. Ясно, с обыкновенной "Сменой" труднее будет подкрасться к осторожным птицам или лесным зверькам, но что ж - так еще интереснее!

За рыбацкую удачу первым поохотиться досталось Толику, и, пообедав, он отправился в лес.

Как удивительно в летнем лесу! На березовых листьях, словно капельки крови, - божьи коровки. Растопырит коровка крылья, задребезжит ими и сорвется в небо. Толик проводил жучка глазами, потерял из виду, перешагнул через муравьиный тракт. Присел улыбаясь. Бегут, бегут муравьишки, работают с утра до ночи, тащат травинки, соломинки, тащат дохлых жучков, торопятся, ничего на свете не замечают. И не ссорятся никогда. Ни разу в жизни не видел Толик, чтобы муравьи между собой не поладили, поссорились бы, подрались. Мирный народ муравьи!

Толик шагал по прозрачному, освещенному солнцем лесу, прислушивался к таинственным летучим шорохам, всматривался в ветви, отыскивая птиц, и вдруг благодарно подумал о Темке.

Все-таки раньше он не понимал ясно Темкиной любви к дельфинам, которых тот никогда и в глаза не видел, к кашалотам, хотя забавно, что кашалот протаранил судно. Темка говорил - ему кит понравился за прямой характер, за отчаянность, но дело было, конечно, не в этом.

Только сегодня понял Толик все по настоящему. Сегодня, потому что сегодня он увидел жеребенка, который катался от радости на спине и мог радоваться не меньше, чем люди. Видел луг, усыпанный хрусталиками росы, а сейчас разглядывал муравьев и думал о божьих коровках.

Все живое оказалось близким и похожим на него, человека. И жеребенок, и божьи коровки, и муравьи жили, трудились, радовались - они были сродни ему. Толик думал теперь про животинок не как чужой, посторонний, а как старший их брат. И хвалил Темку: он давно был старшим братом дельфинов, кашалотов, цыплят - всего, что есть живое...

4

Толик присел. На ветке скакала птичка. Она попрыгала, приглядываясь к мальчишке, и юркнула за дерево. Он обошел ствол и опять - в который раз сегодня! - счастливо засмеялся. Из маленького дупла торчал веселый птичий нос.

Толик спрятался в куст, поставил диафрагму и выдержку, навел стеклышко объектива на дупло и замер.

Птица наконец появилась в окошке, покрутила носиком, прежде чем слететь. Толик щелкнул, и птичка исчезла. Он хотел подняться и идти дальше, но, подумав, решил, что надо снять птичку еще раз - мало ли, вдруг с первого раза не получится.

Он сидел в зарослях, думая про маленькую работягу, которая, наверное, тысячу раз за день слетает в лес, пока накормит досыта своих птенцов, а потом, когда подрастут, учит летать - словом, ведет себя как настоящая мать, ничем не отличается от человеческой матери: так же любит своих ребят, заботится о них.

Думая о своем, Толик услышал чьи-то голоса. Он приподнялся из своей засады и увидел отца с Темкой. Они шагали по опушке леса не торопясь, о чем-то разговаривая, и Толик решил притаиться - выскочить неожиданно, когда они подойдут, а до этого, может, еще вернется птица, и он сумеет ее снять.

Но птичка не летела, а голоса приближались, и Толик услышал, как, продолжая разговор, отец сказал:

- ...Не суди так строго!

- Не строго, - ответил ему, волнуясь, Темка. - Я не строго, а по совести. Ведь это не стихийное бедствие.

Толик притаился, даже не думая о том, как нехорошо слушать чужие разговоры. Просто он не считал, что у Темки могут быть с отцом разговоры, секретные от него. А когда понял, что могут, было поздно.

- Все зависит от человека, - ответил отец. - Если слабый, то стихийное. Он сам с собой ничего поделать не может.

- Но ведь должен он думать о других?

Толик понял, что они говорят про Темкиного отца.

- Пьяный человек не хозяин сам себе, - ответил отец и вздохнул.

- А трезвый - хозяин? - спросил Темка резко.

Отец как будто задумался и не отвечал. Они вплотную подошли к засаде, где сидел Толик, и остановились.

- Смотри, - сказал отец задумчиво. - Гнездо.

- Подождем, пока прилетит? - спросил Темка и без остановки добавил: Вот вы - хозяин сам себе?

Отец чиркнул спичкой, до Толика долетел запах табачного дыма.

- Ты о чем? - сказал отец, помолчав.

- Петр Иванович! - вдруг грубо сказал Темка. - Когда вы уйдете от нас?

- С чего ты взял? - Голос отца дрогнул.

- Надо, чтоб вы ушли, - ответил Темка. - Вам надо вернуться.

- Ты никак не можешь смириться со мной? - спросил отец напряженно.

- Разве я говорил бы с вами так про своего отца? - Темка помолчал. Он никогда не обращался со мной, как вы. Пил и ругался, ругался и пил. Вы совсем другой. Но тоже не хозяин сам себе.

Отец усмехнулся.

- Что ты знаешь? - сказал он. - Вот вырастешь, тогда поймешь.

- Я и сейчас понимаю, - не обиделся Темка и вдруг попросил: - Дайте прикурить!

Опять чиркнула спичка, Толик представил, как курят Темка и отец. Говорят и курят, будто равные.

- Ах, Артем! - вздохнул отец. - Торопишься быть взрослым, а не знаешь, как это трудно, взрослым-то быть.

- Пацаном еще труднее, - зло ответил Темка. - Потому что мы от вас зависим.

Толик смотрел на дупло все это время, и птица наконец прилетела. Но он не шелохнулся. Фотоаппарат лежал у него на коленях.

- Прилетела! - заметил отец, и Темка ничего не ответил. Наверное, просто кивнул.

- Уходите скорей, Петр Иванович, - задумчиво сказал Темка. - Смотрите, как вас Толик ждет, да и маму мою вы не любите, я ведь вижу.

- Не говори глупостей! - прикрикнул отец, голос его напрягся как струна. - Никуда уходить я не собираюсь!

Толик напряженно вслушивался в разговор и все хвалил Темку, все удивлялся его настойчивости и силе. Он одного только боялся - что отец и Темка снова поссорятся. Особенно когда отец повторил резко:

- Не говори глупостей!

Но Темка вдруг спросил с надеждой:

- Так вы не уйдете?

Сначала Толик облегченно вздохнул - слава богу, они не поссорились, но, когда отец и Темка отошли, неожиданно понял: Темка обрадовался, что отец никуда не уйдет.

Фигурки отца и Темки уменьшились, стали букашками в зеленом поле. Толик поднялся и увидел, как вдруг небо стало ниже, земля сузилась, трава поблекла. Он заплакал, до боли в пальцах сжав дерево, где жила птица. Значит, теперь все! Значит, отец не вернется, и у Толика больше нет союзника! Так хорошо и так настойчиво говорил Темка, Толик радовался, что у него есть верный товарищ - и вот его не стало...

Что-то мокрое скользнуло Толику за шиворот. Он поднял голову. Низко над вершинами деревьев плыли махровые тучи. Солнца будто никогда и не было. Начинался дождь. Сначала капли были большие и тяжелые; они гулко щелкали по листьям, и Толик встал под большую березу, думая, что такой дождь скоро пройдет. Но он не переставал, капли стали меньше, и полился занудливый осенний поток.