Альберт Лиханов - Собрание сочинений (Том 1)

- Ой, и не говори! - Потом продолжил рассказ: - Ну и конечно! Начинает прорабатывать! Но не за то, что в школу не ходил. А за то, что не сказал про маму и про карточки.

- У вас что, мужчина директор? - спросила мама.

Вадька на секунду осекся. И тут же засмеялся:

- Не разыгрывайте! Это вы им сказали! Так что вы знаете кто, мужчина или женщина.

Мама пожала плечами.

- Да я даже номера школы твоей не знаю, - оказала она. И кивнула на меня: - Спроси Колю.

Я кивнул. Да что мама! Даже я сам не знал, где учится Вадька. Все утро хотел опросить и забыл.

Теперь настала пора растеряться ему. Он замолчал. Потом стал скрести макушку. От моей мамы ничего не укроется. Она тут же Вадьку прихватила:

- Давно в бане не был?

Он смутился окончательно. Мама, по-моему, тоже.

- Ну, ладно, - сказала она. - Рассказывай. Про баню позже.

- Директор у нас старичок, - сказал Вадька. - В общем, он ругал, ругал, потом открыл шкаф и объяснил, что учителя собрали нам еды. Всего понемногу. А скоро дадут талоны на дополнительное питание. Марье уже дали. И школа ходатайствует, чтобы нам выдали новые карточки.

Он снова поддернул штаны, теперь уже не через пальто, а напрямую, и уставился на маму.

- А я думал, это вы, - сказал Вадим, приходя в свою обычную форму: мужество плюс спокойствие.

- И-эх, чудак-человек! - вмешалась бабушка. Потом понюхала кухонные ароматы и ринулась к керосинке. Уже оттуда, из темноватой глубины своего закутка, бабушка продолжила свою речь: - Ведь люди вокруг, люди. А ты!..

Мне показалось, она хотела сказать: "А ты шакалишь!" Да вовремя удержалась.

Но бабушку перебила Марья.

- А про маму ты предупредил? - воскликнула она.

Вадим хмыкнул.

- И предупреждать не пришлось. Они все знают.

Он засмеялся. Наконец-то совсем пришел в себя.

- Знаешь, он даже что предложил? Наш директор?

Марья мотнула косицами.

- Пойти нам в детский дом. Временно. Пока мама не вернется. А учиться, говорит, будете в своих же школах.

- Чудак-человек, - повторила Марья бабушкиным голосом ее выражение.

Она неторопливо, будто вглядываясь в каждого, будто требуя подтверждения от всех от нас, обвела глазами маму, бабушку, меня и Вадьку.

И сказала каким-то поразительно сухим, я бы даже сказал, официальным голосом - и спрашивая и утверждая сразу.

- Ведь в детском доме, - сказала маленькая Марья, - живут ребята, у которых все родители погибли, а у нас есть мама.

* * *

Портфель Вадима с маленькими кулечками крупы, муки, микроскопическим сверточком масла, хлебом и даже ломтем деревенского сала в чистой тряпице был первым событием из трех последних событий этого дня.

Вторым событием стала баня. Вернее, разговор о ней. Ведь событием может быть и разговор, если он дает пищу для размышлений.

Мама у меня настойчивый человек. Так что, едва мы поели отварной рассыпчатой картошки...

Но сперва Вадька заупрямился. Бабушка выставила на стол тарелки, а он приказал Машке собираться.

- Идем! - сказал он каким-то непререкаемым, враз посуровевшим голосом, и Марья принялась послушно и как-то испуганно-суетливо натягивать на себя пальто.

- Ты что? - закричал я, пораженный, Вадиму. - Не чуешь запахов? У тебя насморк?

- У нас же своя еда есть! - искренне удивился мой приятель, указывая на портфель.

- Пого-одьте, - улыбнулась бабушка, - еще поспеете съесть свои харчи. Не больно они густы-то!

Но Вадька решительно замотал головой, и я вспомнил, как он еще днем сказал, что, мол, не могут они с Машкой объедать нашу семью. Всем, дескать, теперь лихо, и в каждой семье всяк кусок в счет.

Так что бабушкин призыв на него не подействовал. Тогда взялась за дело мама. Она у меня такая! Может, если надо, и прикрикнуть. И ухватить за плечо крепкой рукой. Усадить силой. Или повернуть к себе, заглянуть в лицо. Мама часто мне повторяет, что она теперь в нашем доме не только за себя, но еще и за отца. Впрочем, это она меня могла взять за плечо мужской рукой, потому что я ее собственный сын. Вадика она бы ни за что за плечо не взяла с силой. И Марью тоже. Она им улыбнулась и сказала, мудрая женщина:

- Что ж, раз война, раз голодно, так и в гости теперь не ходить?

Она опрашивала Вадима, глядела на него мягко и совсем нетребовательно, и, наверное, поэтому он заморгал, захлопал ресницами, смутился опять, постоял, опустив голову, потом вздохнул, словно что-то про себя решил, и, взглянув на маму, улыбнулся.

Она не сказала ни "то-то же", ни "давно бы так", как говорила мне, а ответила Вадиму мягкой улыбкой, повела рукой.

- Прошу к столу!

После ужина настойчивая мама опять взялась за свое.

- Понимаете, - сказала она, переводя взгляд с Вадима на Марью и обратно, словно взывая к их общему разуму, - я ведь медицинский работник, а ваша мама больна, так что от гигиены... ну от того, как часто вы ходите в баню, зависит не только здоровье, но даже жизнь.

Что ж, мама оказалась права: у брата и сестры, похоже, был общий разум и общие сложности. Они потупились и замолчали. Первым заговорил Вадька.

- Да не-ет! - сказал он, будто с чем-то споря. - Как маму-то увезли, так и нас тут забрали. И все белье тоже, в это, как его...

- В санобработку, - подсказала мама.

- Во, во!

Он хмыкнул и заговорил поживее, раскачался наконец.

- Догола раздели, велели шпариться изо всех сил в самой обыкновенной бане. А одежду всю увезли. Когда привезли, она горячущая была! Пришлось ждать, пока остынет.

- А у меня, - улыбнулась Машка, - в пальто целлулоидный гусенок остался. Потом одеваюсь! Хвать! А вместо гусенка такой корявый кусочек. Весь расплавился.

- Ну-ну! - подбодрила их мама. - А потом? После этого-то ходите в баню?

Снова они помолчали, но Марья махнула рукой и произнесла:

- Ладно уж, я расскажу!

Вадим вздохнул облегченно. Будто Марья с него поклажу сняла. Кстати, ее лицо тоже прояснилось. Это бывает, когда человек на что-то серьезное решается. Хотя, как выяснилось, серьезного тут ни на чуточку не было. Одна смехота. Правда, это теперь Машка хихикала, прыскала в ладонь. А тогда небось не очень-то.

В общем, их мама им обоим разобъяснила, что маленьким поодиночке в баню лучше не ходить. Во-первых, говорила она, маленький один вымыться как следует не в состоянии. Что ж, она была права. Я сам, когда однажды самостоятельно в баню ходил, все запомнить старался, чего я уже намылил разок, а чего нет. Руку там, ногу, да и какую именно.

Но ладно, ладно, про себя потом, сперва про Машку.

Ну так вот. Во-первых, значит, маленький один не вымоется. Ясное дело, это относилось не к Вадьке. И пока мама была дома, они ходили с Машкой в женскую баню. Все в порядке. Но вот мама заболела и почувствовала, что ее положат в больницу. Тогда она заволновалась и стала говорить всякие нужные вещи. Про карточки, чтоб не потеряли. Про учебу, чтобы ни о чем не думали и знали себе учились. И про баню.