Альберт Лиханов - Собрание сочинений (Том 4)

- Значит, ты ученый? - смеюсь я.

- Немножко, - улыбается он.

- А баллистика, это что?

- Наука о полете снаряда.

Вот какая наука еще есть.

- Что же ты думаешь, - говорит дед, - война - это просто так? Трах-тарарах? Впрочем, многие так думали. Да и думают еще. - Дед усаживает меня за стол. Сам садится напротив. - Но армия - это целый мир. А мир не может быть без науки. Не зря же военные академии есть, где офицеры учатся. Ученые офицеры.

- Я хочу быть офицером! - говорю я горячо. - Как ты! Ученым офицером!

Дедушка берет меня за плечо.

- Не забудь, - говорит он, - это работа тяжкая. Учиться. В поле спать. Сильным быть. Ехать, куда пошлют. За других отвечать и самому ответа не бояться. Думай, Антон! - Дед улыбается. - Время у тебя еще есть.

ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

Я надеялся, генералы пошутили. Но ошибся. Вечером раздался протяжный звонок, и генералы явились, толкая перед собой своих потомков.

Первой вошла курносая девчонка. Класса из пятого. В брюках, в пушистой кофточке, железный пояс какой-то. Цепью.

- Фи! - сказала она. - Я думала, действительно сибиряк. А он просто малыш. - Она протянула мне руку лодочкой, представилась: - Мэри!

- Ты не Мэри, а Маня! - угрюмо сказал генерал. И покачал головой.

Все генералы были при параде, в орденах. Но я это едва заметил. Маня меня прямо протаранила. Малыш! Подумаешь! Сама-то велика ли? Но я ничего не сказал, конечно. Все-таки я хозяин, а они гости.

Потом три парня вошли. Первый - в джинсах с множеством кармашков. Даже на коленках карманы. В красной рубахе. На ней Фидель Кастро нарисован. Я его Фиделем сразу прозвал. Второй - в очках. Прилизанный. Волосы блестят, будто водой намочил. А на самом деле сухие. Или не сухие? Я, пока мы сидели, все гадал.

Третьего звали Глеб. Здоровый лоб. Класса из седьмого. На груди у него круглый значок с небольшое блюдце. На значке написано иностранными буквами: "Stop!" Стоп, значит. Кому это - стоп?

Они вошли, а я не знал, что мне делать. Да еще дед увел своих генералов в другую комнату. Трое уселись. Глеб медленно прошел вдоль стен, разглядывая стол, пианино, шкафы с книгами. Приблизился ко мне. Кивнул на значок.

- Махнемся?

Я пожал плечами. Не понял.

- Махнемся на пушку? - кивнул он. И добавил: - Не глядя!

"Хорош гусь, - подумал я. - Пушку вон как разглядел, а говорит - не глядя".

- Это деда, - сказал я сухо, - не имею права.

Глеб скис. Прилизанный повернул ко мне голову.

- Угостил бы чем-нибудь, что ли, - сказал он томно, - хотя бы водичкой.

Я обрадовался, что можно выйти. Вздохнул на кухне. Насыпал вазу кедровых орешков. Принес их в комнату.

Глеб в ладоши хлопнул, подскочил к столу, набил карманы сразу, потом еще в руку орехов взял.

Я хмыкнул. Мне не жалко, пожалуйста, еще сейчас принесу, но что он жадничает! Потом я дал воды прилизанному.

- А лед есть? - спросил он.

Я удивился: зачем? Оказывается, в воду.

- Простудишься, - сказал я. - И так холодная. Из-под крана.

- Сэнкью вери матч, - кивнул он благосклонно, - за заботу!

- Ну расскажи, расскажи, - зевнула Мэри, - как вы там, в Сибири, живете?

- Живем помаленьку, - смутился я.

- Подвиги совершаешь? - спросил Глеб и тряхнул головой. Волосы ему все время глаза закрывали.

Я улыбнулся.

Вспомнил, как дед нам про девушку писал. У которой усы оказались.

- Совершаю, - ответил я, - подвиг утром, подвиг вечером. Иногда по воскресеньям.

Прилизанный захрюкал.

- Что-то скучно у тебя, - воскликнула Мэри и спросила: - Звук имеешь?

Я пожал плечами.

- Ну, приемник, транзистор?

Я кивнул на приемник. Она вылезла из кресла, включила музыку. Стала притопывать. Потом приплясывать. Коленками задергала, заизвивалась. Захыкала:

- Хы! Хы!

Будто гимнастику делала.

- Смогишь? - спросил меня Глеб.

Я не понял.

- Ну, смогуешь? - повторил он.

- Да темный он, не видишь! - сказал прилизанный. - Переведи на древнерусский.

- Куришь, спрашиваю? - перевел Глеб.

Я взял с дедушкиного стола его сигареты. Волосатый Глеб закурил, выдыхая дым к потолку, развевая его рукой, чтоб не видно было.

Я себя чувствовал как последний дурак. Будто занесло меня в какую-то чужую компанию. Никого-то тут я не знаю. И вообще пора убираться! С удовольствием бы ушел. Но куда уйдешь из своего дома?

Глеб курил, Мэри приплясывала, подхыкивая сама себе, прилизанный сидел, задрав ногу, взявшись рукой за ботинок. Все они высказались, кроме Фиделя.

Я его хотел что-то спросить. Но Глеб сказал неожиданно:

- Ты чего, как дурачок, в галстуке ходишь? Ведь не в школе?

Я смутился. Даже пот меня прошиб. Еще подумают, что какой-нибудь выскочка, активист, даже спит в галстуке. Я стал развязывать узел и вдруг понял, что прилизанный как-то не так это сказал. Зло. Издеваясь. Я затянул галстук потуже. Как бы не так, подумал, сниму - жди. Но промолчал. Ничего не ответил. Мэри плясать перестала, внимательно посмотрела на меня. И прилизанный посмотрел. И Фидель.

- Это атавизм, - наставительно сказал Глеб. - Слыхал такое слово? Пережиток детства, понимаешь? Галстук носить - пережиток детства. Надо развиваться. Прогрессировать.

Прилизанный хрюкнул, Мэри снова заегозила. Только Фидель сидел как истукан.

Мне было противно.

Я был противен самому себе. Хотелось сказать что-нибудь этому Глебу! Может, по морде даже смазать! Но я промолчал. Что же генералы скажут? Да и дедушка. Ведь генералы его друзья.

Я сдержался, Сжал зубы. Прикрыл глаза, чтобы успокоиться. Сказал весело:

- Ребята! Пойдемте завтра к Неизвестному солдату! А то я не видел. А деду некогда.

Прилизанный снова хрюкнул. Как поросенок. Ну и смех у него. Блеснул презрительно очками. Глеб сказал:

- Чего мы там потеряли? Майорша, - сказал он Мэри, - может, ты проводишь сибирячка?

- Провожай сам, лейтенантик! - хихикнула Маня.

Я обомлел. Значит, они себя тоже так зовут? Майорша? Лейтенант? Когда генералы друг друга звали, это было смешно. А эти-то? Они тут при чем?

Но я опять промолчал.

И тогда встал Фидель.

- Ну ладно, - сказал он, - я думал, ты действительно сибиряк. А ты как и эти! Ничуть не лучше. Только переехать сюда надо. Сократить расстояние. И все будет о'кэй, как они выражаются.

Парень, блестя застежками на джинсах, пошел в прихожую, а я улыбался ему жалко. Растерянно. И в голове моей вертелся вопрос, который я хотел задать этому Фиделю. Я хотел кивнуть на того, настоящего Фиделя, и спросить:

"Ты просто так его носишь? Или из уважения?"

Из уважения! Можно было не спрашивать.

Я повернулся к остальным. Глеб все курил, Манька плясала, прилизанный очкарик держался за ногу.

- Вечно этот зануда полковник настроение испортит! - сказал очкастый.

И я подумал опять: мокрый он или просто такая прическа?

- Ну-ка, генералы, - сказал я тихо, - проваливайте отсюда!