Виктор Лагздынь - Цепная реакция

Рита бросила последний взгляд на отлогий противоположный берег, где сквозь мутную завесу дождя угадывалась в листве крыша дома Межерманов, и вышла из-под дерева. Теперь на неё падали не частые крупные тяжёлые капли, как под елью, а лились непрерывные струи, которыми небо яростно обдавало размякшую землю. Тучи катились над самыми верхушками деревьев всё такой же чёрной и плотной массой. И всё-таки Рите показалось, что чуточку посветлело. Вероятно, позади, на невидимой за лесом южной стороне, в тучах появились просветы. Обрадованная этим, Рита подбежала к краю откоса и внезапно остановилась, словно наткнулась на невидимую стену.

Что такое?! Она не узнала Клеверку. Та разлилась, как во время весеннего половодья. Нет, даже ещё пошире! Поднявшаяся вода залила всю поляну на противоположном берегу, и она походила на волнующийся под сильным ветром пруд. А посредине реки мчалась тёмная клокочущая полоса…

Рита едва верила своим глазам. Такое половодье к концу лета было просто немыслимо. Вероятно, где-то на юге, в верховьях реки, гроза начала бушевать ещё с полудня. Даже истомившаяся от многодневной жажды земля не смогла принять в свои недра обилие влаги. Вода быстро залила рвы и канавы, покатилась по оврагам. Все эти бесчисленные потоки стекались к Клеверке. Она наполнялась с каждым новым часом, с каждым новым километром и наконец разбухла, вышла при свете молний из привычных берегов. Затопила водяные лилии на своей собственной заросшей старице, затем фиолетовые цветы на лугах. Захватила по пути сухие ветки, птичьи гнёзда и понесла, понесла…

Внизу, прямо под собой, Рита видела мостки, возведённые самой природой; по ним ей предстояло перейти реку. Ещё весной в воду рухнула рослая ель, да так удачно, что её вершина легла на противоположный берег. Ствол не был особенно толстым, но человека выдерживал надёжно, и жители лесного мира всё лето охотно использовали этот естественный переход. Чтобы ветки не мешали, кто-то обрубил их, однако не тронул те, за которые можно было держаться. Таким образом, упавшая ель превратилась в удобные мостки, перейти по которым на ту сторону не составляло никакого труда.

Сейчас ель сильно качало течением, мутная вода с шумом плескала через ствол и — что самое худшее — верхушка больше не упиралась в землю на другой стороне, а свободно плавала в реке. К тому же и самого берега не было видно, кругом одна только вода. Как тут определить, где кончается глубина и начинается затопленный луг?

Рите стало жарко. Совсем забыв про хлеставший дождь, она лихорадочно соображала, как быть. На Клеверке два моста, но оба очень далеко отсюда. До первого моста, который расположен вверх по течению, в том месте, где река описывает большой полукруг на восток и по которому проходит дорога в Зундское лесничество, не меньше пяти километров. Второй мост, точнее, не мост даже, а мостки на тросе, поближе, километра три вниз по реке. Но даже если бежать туда, и то она доберётся до Межерманов не раньше чем через час.

Нет, это ей не подходит.

Но через реку нужно пройти любой ценой! Такова сейчас её обязанность. Ещё одна обязанность в целой веренице всевозможных обязанностей, которые она привыкла беспрекословно выполнять с самого раннего детства, с тех пор, как себя помнит. И никто и никогда не спросил Риту, не трудно ли ей. Да, жизнь не баловала девочку. Но жизнь и закалила её, научила не ныть, ни на что не жаловаться, рассчитывать только на свои собственные силы. Мосты слишком далеко? Что ж, вот лежит под ногами эта ель. Надо перейти, по крайней мере попытатьсяперейти по ней через бурлящий поток.

Придя к такому выводу, Рита больше уже не сомневалась, что это единственно правильный путь. Она была слишком предприимчивой и самостоятельной и не умела долго колебаться. Ждёт цепочка, ждёт мать. Нужно идти не мешкая.

Анрийс опять стоит возле кладбища, только на сей раз на противоположной, северной, стороне. Чёрное нагромождение туч впереди, над дорогой к дому, как будто стало понемногу редеть. И тем не менее сумеречные тени ещё больше сгустились, а гроза бушевала, пожалуй, яростнее, чем прежде, как бы стремясь поскорее добить землю молниями, залить дождём и решить, таким образом, в свою пользу исход грандиозного сражения.

В густевших сумерках молнии вспыхивали ярче. Анрийсу с его места было отчётливо видно, как они отсвечивают на полированном гранитном боку одного из памятников. Странное, жуткое зрелище — как будто памятник ежесекундно освещается изнутри!

Ветер подул резче, дождь тоже хлестал с новой силой, хотя до этого казалось, что сильнее уже некуда, и от непрерывных ударов водяных струй колокол на кладбище гудел громче. Время от времени порывы ветра заставляли хлестать по нему гибкую ветку берёзы, и тогда колокол не просто гудел, а звонко вскрикивал. Анрийс каждый раз вздрагивал, словно ветка стегала не по колоколу, а по нему самому.

Анрийс переждал очередное появление ветвистой молнии, отразившейся на гранитном памятнике, и пошёл вперёд. Сначала потихоньку, потом быстрее, а когда поравнялся с высокими кладбищенскими воротами, и вовсе кинулся бежать. Все мускулы напряглись, в ушах звенело — то ли от ветра, который дул прямо в лицо, то ли от гулких и частых толчков крови. Он бежал всё быстрее, он нёсся, как ветер, — или это ему только казалось? Чёрный плащ бил по голым икрам, мимо проносились памятники, кресты. Вот они за спиной, вот уже за поворотом. Он хватает воздух широко открытым ртом, у него нет больше никаких сил, но он бежит. Теперь, думает он, уже можно бежать. Теперь всё уже сделано, страхи и опасения остались за плечами, а впереди один только дом, его родной дом, с тёплым отблеском огня на стенах кухни, с вкусным запахом молодой картошки. И добежит он туда обязательно, в любом случае, пусть не хватит дыхания, пусть не несут ноги, пусть даже без сердца — кажется, оно бьётся уже не в груди, а где-то в горле. Подпрыгнет ещё чуточку и выскочит наружу.

Кладбище осталось далеко позади. Анрийс перешёл на шаг. Он тяжело дышал, сердце продолжало бешено биться, а перед глазами словно вился рой искристой мошкары. Ноги подкашивались, тряслись коленки — каким чудом он движется вперёд?

И всё-таки он победил! Страх пропал, страха не было больше. Страх остался там, на Гобземском кладбище.

И вот он шагает домой. Всё, что требовалось сделать, сделано.

Здесь, на дороге, мы и расстанемся с Анрийсом.

Посмотрим ему вслед последний раз. Вот он шагает, маленький, немного жалкий в плаще со взрослых плеч. Да, с виду и не скажешь, что в этом пареньке, незаметном и тихом, как и сам лесной мир, в котором он живёт, так много внутренней силы.

Может быть, когда Анрийс вырастет, он сильно изменится. Может быть, покинет родные леса и поселится совсем в другом месте. Наверное, у него прибавится уверенности в себе, он станет степенным мужчиной с внимательным взглядом. Его нынешние товарищи по школе, вероятно, к тому времени совершенно забудут происшествие с пионерской цепочкой. Но Анрийс будет помнить до конца своих дней, как однажды вечером, во время свирепой грозы, в полном одиночестве пробирался мимо лесного кладбища. Возможно, только позже всё это покажется ему немного смешным, и, вспоминая, он будет тихо улыбаться. Анрийс сейчас ещё многого не знает — и про то, что он просто-напросто обманут и весь нелёгкий для него путь проделан зря, и про то, что Рита в эту минуту ступает на качающийся в воде ствол, и про то, что Эдгар начал спор с необратимым бегом времени. Не знает Анрийс и того, что произойдёт утром в школе. Впрочем, этого не знаем и мы, и давайте не будем бесполезно гадать, какие чувства испытает Анрийс завтра, когда узнает всю правду.