Любовь Воронкова - Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести

— Ой, ребята, а мне что думается!.. — вздохнул Манжин. — Даже сказать не могу.

— Ну что, что? — заинтересовались ребята. — Говори, чего ты!..

— Мне вот думается: стать бы таким ученым, археологом… чтобы курганы копать. И потом на горах у нас разные надписи есть. И рисунки какие-то… Очень древние всякие надписи и рисунки — вот бы их разбирать научиться! Много бы узнать можно про наш Алтай…

— Да, правда, — сказал Костя, — это интересно, это очень даже интересно! Я тоже очень люблю историю… А вот, ребята, я в одной книге читал, что была когда-то в старину у алтайцев междоусобная война. И один начальник, Чаган-Нараттан, убежал с поля боя и спрятался в пещере. Его потом нашли… Но я не про него хотел. Я про эту пещеру. Она где-то на горе Тарлык. Говорят, в этой пещере всякие кости находили, наверно — жертвенных животных. Однако вот что интересно: стены в этой пещере потеют. Если эту сырость снять, она сразу застывает, темно-серая такая и похожа на селитру. И будто бы в старину люди варили этот порошок в воде с углем и серой и делали порох… Вот интересно бы в ту пещеру сходить! И ведь недалеко, где-то возле Узнези…

— А что, — подхватил Шумилин, — соберемся да сходим!

— Давайте! — согласился Манжин. — И еще на курган съездим — говорят, большой курган сейчас копать начали…

— И я поеду! — послышался голос Репейникова, жадно слушавшего разговор старших товарищей.

— Петухов, а ты что задумался? — легонько толкнув в бок Ваню, сказал Шумилин. — Ты что в огонь уставился, что там увидел?

— У него свои думы, — возразил Костя и подмигнул ребятам. — Вот выучится, станет учителем и поедет куда-нибудь в большие города…

— Почему это? — вскинулся Ваня. — А что, в больших городах без меня учителей не хватает? Или у нас на Алтае учителя не нужны? Ого! Еще как нужны-то!

— Ребята, — сказал долго молчавший Андрей Колосков, — помните, как Анатолий Яковлевич еще давно как-то сказал: «Зашумит наш Алтай — в Москве будет слышно!»? А что? Ведь уже и начинает шуметь! На реках уже турбины вертятся… Скоро и горы откроются, руда пойдет, железная дорога ляжет.

— И сады зацветут, — добавил Костя, — в каждом колхозе — сад! Я думаю, наши альпинисты братья Троновы тоже много помогут садоводам…

— Вот герои! — покачал головой Шумилин. — Подумайте, ребята, ведь каждый год они на Белуху взбираются, на Катунские, на Чуйские белки… Ведь это же неприступные высоты — ледники, снег, мороз… Сколько же сил положить надо на это дело!

— А что они, рекорды берут? — спросил Репейников. — Кто выше влезет, да?

Ребята рассмеялись.

— Ты, однако, Алешка, чудак! — сказал Костя. — Видно, газет совсем не читаешь. Ну, а на что советским людям такие пустые рекорды? Ведь братья Троновы не просто альпинисты, они ученые, изучают ледники, изучают наш алтайский климат… Вот тоже интересная работа — климат изучать, а потом управлять им, а? И как же много у нас всяких интересных работ!

Подняв голову, Костя поглядел на звездное небо, на черные конусы гор, мирно спящих кругом, и вздохнул:

— Нет, ребята, все-таки лучше нашей стороны, наверно, нет на свете!..

Костер медленно догорал. Шорохи и шелесты бродили в тихой долине. Дрема начинала туманить глаза… Федя Шумилин сладко зевнул:

— Пойдемте спать, ребята!

Костя, наработавшись за день, с наслаждением растянулся на свежем сене. Ребята еще попробовали разговаривать, но умолкали один за другим — сон прерывал их на полуслове. Крепкие запахи таежных трав забирались в открытую дверь хижины, где-то недалеко фыркали лошади, и огромная, нерушимая тишина стояла над горами…

Под утро Косте приснился сон: будто вошел в хижину странный седой старик и начал дуть Косте в лицо. Костя отворачивался, а старик смеялся и опять дул на него и трогал его за уши холодными руками.

«Уходи, уходи! — ежился Костя. — Я знаю, кто ты: ты Хиус!..»

«Да, я Хиус, Хиус, Хиус!» — завыл старик, и Косте показалось, что снег сыплется с его белой бороды и летит по всей хижине…

Костя поежился и проснулся. Еще не открывая глаз, он почувствовал, что озяб.

«Вот еще — на дворе июнь месяц, а я мерзну хуже старого!» — подумал он.

И вдруг сердце его заныло, словно почуяв недоброе: «Хиус, Хиус…»

Костя откинул тужурку, которой прикрылся на ночь, и вскочил.

Ясный рассвет сиял над тайгой. А ведь склон, вся трава и деревья были подернуты белым инеем. Злой Хиус не снился Косте, нет, он носился здесь и леденил долину своим дыханием.

— Сад! — криком вырвалось у Кости. — Яблоньки!

— Ты что? — спросил Манжин, приподняв взлохмаченную голову. — Что там?

— Встань, погляди! — ответил Костя.

Манжин вскочил.

— О-о! — протянул он. — Вот так ударило!

Костя торопливо натягивал тужурку. Манжин удивленно смотрел на него:

— Ты куда?

— Домой, в школу.

— Думаешь… сад?

— А кто знает…

— Там пониже. Туда не дойдет!

— Э, не дойдет! Как знать — может, и дойдет!

Манжин тоже принялся одеваться:

— А ребят будить?

— Давай побудим.

Ваня Петухов, как только услышал, что в долине мороз, вскочил не раздумывая. Но остальных ребят трудно было добудиться. Шумилин все повторял, что он на охоту не пойдет, что у него еще лыжи не готовы. Андрей Колосков пробурчал, что нельзя уходить, пока изгородь не достроена. А другие говорили, плотнее закутываясь:

— Это только здесь, наверху, мороз, а внизу мороза нет. Зря проходим… — и снова засыпали.

Костя, Манжин и Ваня Петухов одни ушли из заимки. Тревога гнала их по хрустящей дороге, и сердце сжималось от страха и жалости: «Неужели и листва на деревьях померзнет? Неужели и по хлебам ударило?..»

Тринадцать километров от заимки до школы пробежали часа за два. Спускаясь все ниже и ниже, к берегам Катуни, ребята с надеждой поглядывали по сторонам: может, вот за той горой уже все по-другому — ни мороза, ни инея? Может, если пройти ту долину, там уже спокойно зеленеет трава и цветы раскрываются, пробужденные солнцем.

Но километр за километром пробегали они по узким долинам, через некрутые горы и перевалы — и везде видели следы ночного мороза. Вот почернели и поникли нежные ветлы у ручья, вот еще лежит под лиственницами, под выступом скалы серебряный клочок инея, вот этот иней каплет холодными каплями с густых веток сосны…

На сердце становилось все тяжелее. Утром, выходя с заимки, Костя надеялся, что ребята правы, что мороз ударил только здесь, наверху, но теперь надежды становилось все меньше и меньше.

— Да нет, не может быть! — бормотал Ваня Петухов. — Кандыков, ты что думаешь?

— Я тоже думаю, что не может быть!..

А Манжин молчал. Он от своих — отца и деда — знал, что в Горном Алтае может быть всё: и среди зимы можно остаться без снега, и в летние дни может выпасть снег…