Святослав Сахарнов - Сказание о Раме, Сите и летающей обезьяне Ханумане

— О ты, Ветер, гонящий тучи! — молвил Хануман. — Леса и океан боятся твоего могучего дыхания. Ты видишь, отец мой, скоро солнце скроется за горизонтом. Помоги мне достичь Ланки раньше, чем мрак упадёт на землю!

И бог ветра снова внял мольбам своего сына. Могучий вихрь зародился в ущельях гор, подхватил Ханумана и с невероятной быстротой помчал его.

Тысячи обезьян, облепив холмы и вершины деревьев, с тревогой всматривались в небо: не мелькнёт ли в нём тень возвращающегося героя?

Сам Рама с нетерпением и ужасом смотрел туда, где у самого горизонта уже заблестели в жёлтом небе семь звёзд северного ковша.

Врачи то и дело наклонялись к груди умирающего, прислушиваясь, как угасает его дыхание.

И вот последние лучи уходящего дня окрасили кровью запад ный край неба.

— Горе мне! — прошептал Рама. — Мой брат сейчас покинет нас…

И вдруг светлая тень прочертила темнеющее небо, земля задрожала от ветра, и огромная обезьяна, испуская призывные крики, опустилась у ног Лакшманы. Хануман бережно поставил на землю гору и сказал:

— Торопитесь!

И тогда старый врач, проживший половину жизни в лесах, подбежал к горе, торопливо нашёл на её вершине целебную траву, сорвал её и приложил к разверстой ране. И на глазах поражённых воинов края раны дрогнули и стали закрываться. Синева сбежала с лица раненого, он вздохнул полной грудью, пошевельнулся и открыл глаза.

— Хвала богам! — воскликнул Рама. — Мой брат будет жить!

Прошла ночь. Утром, видя, что Лакшмана почувствовал себя снова крепким, Рама сказал:

— Я иду на поле битвы отомстить за твою рану, брат мой!

— О нет! — ответил Лакшмана. — Оставь это мне, иначе получится, что великан победил меня.

И он, натянув кольчугу и шлем, вооружился луком и стрелами и вновь вышел на поле.

Увидя его, затихли и полчища обезьян на холмах, и полки ракшасов под стенами города.

— Кумбкахарны! Я снова здесь, я жду тебя! — провозгласил Лакшмана.

Тут же одна из башен города покачнулась, потому что на неё легла огромная волосатая рука, и из-за башни показались голова и плечи Кумбкахарны. Великан перешагнул через стену и, приминая землю, направился к Лакшмане.

И тогда солнце поднялось повыше, чтобы лучше видеть поединок героев. И птицы взлетели на вершины белоцветной лесной яблони бильвы, и звери вышли из леса, чтобы стать свидетелями битвы.

И вновь Кумбкахарны поднял своё отравленное копьё и, прицелившись, метнул его в грудь Лакшманы. Но на этот раз брат Рамы был проворнее, он уклонился, и копьё со свистом пролетело мимо. Оно упало посреди леса, и тотчас из того места, где оно вонзилось в землю, забил ядовитый источник; подрезанные под корень, рухнули деревья, пожухла, свернулась и почернела трава, на месте прекрасного леса возникло болото, и над ним поднялся ядовитый туман.

И снова метнул свой дротик Лакшмана, и он, просвистев, отрезал кончик уха у великана.

Взревел Кумбкахарны, стал вырывать из земли деревья и метать их в Лакшману. Чёрной тучей, осыпая поле землёй и листьями, неслись они. Но навстречу им уже устремились стрелы героя. Они мчались подобно потоку, разбивая в щепки деревья. И вдруг Лакшмана, опустив руку в колчан, почувствовал, что он пуст. Последняя стрела умчалась навстречу великану.

Увидев это, Кумбкахарны отделил от горы огромную скалу и, взвалив её на плечи, пошёл к Лакшмане. Он шёл, и ноги его от страшной тяжести вязли в земле.

— Сейчас он обрушит на него скалу! — горестно закричали обезьяны. — Горе нам, второй раз смерть приближается к Лакшмане!

Но это увидел преданный Хануман. Быстрее ветра метнулся он к Раме, взял у того из колчана стрелу с тонким и острым наконечником и, пролетев над полем, вложил её в руку героя.

И едва только Кумбкахарны, приблизившись, поднял над головой чудовищный камень, как стрела, слетев с тетивы, прорезала воздух и со звуком, подобным вскрику ночной птицы, вонзилась в грудь великана. Пошатнулся Кумбкахарны, издал рёв, низкий и ужасный, как рёв раненого слона, и рухнул на землю. И земля, не выдержав двойной тяжести, со стоном раскололась и поглотила и скалу и сильнейшего из ракшасов.

Тогда затряслись мостовые Ланки, задрожали стены и из ворот выехала колесница, запряжённая зелёными лошадьми. В ней позади возницы стоял во весь рост десятиглавый, двадцатирукий Равана.

Зелёные кони остановились посреди поля. И тогда обезьянье войско расступилось, и на поле выехала колесница Рамы. Кони, запряжённые в неё, были цвета утренней зари, а колесница светилась серебром.

— Посмотри на эти белые стены в последний раз! — проревел, обращаясь к сопернику, Равана. — За ними мой дворец, а в глубине его сад, в котором ждёт окончания битвы Сита — та, прекрасней которой не видела Ланка. Ты будешь убит, и она станет моей. Я сказал.

И он натянул лук и пустил стрелу, тяжёлую, подобно стволу пальмы.

С рёвом понеслась она к Раме, но воин расколол её в полёте дождём своих стрел и обрушил этот дождь на испуганных ракшасов.

И тогда оба тронули с места коней и понеслись навстречу друг другу. Колесницы столкнулись, как горы, — грохот разнёсся над землёй, ему ответил гром с неба. Высеченные искры, как молнии, воспламенили лес и холмы.

Так, в дыму и грохоте, при кликах тысяч и тысяч ракшасов, при визге обезьян и их рёве началась эта великая битва. С утра до полудня бились Равана и Рама. Колесницы их рассыпа́лись, разбитые при столкновениях, и каждый раз возницы выкатывали новые. Наконец воины спешились. В колчане Раваны кончились стрелы, и он стал метать в Раму каменные глыбы. Словно чёрные тучи, гонимые ветром, неслись они по небу, и каждый раз Рама разбивал их или увёртывался.

Тогда сто ракшасов принесли Раване из дворца его любимое копьё. Он метнул его. Словно молния, вспыхнуло оно в небе, тревожный, тоскливый звон наполнил всё поле. С ужасом смотрели воины на это чудо. Летящее копьё поднималось всё выше, и, сгибая колени, валились, не в силах видеть и слышать его, обезьяны.

— Что это за копьё? Уж не сам ли бог смерти Яма летит вместе с ним? — спрашивали они друг друга.