Анатолий Маркуша - Щит героя

- А как же! Хотя, если двое самые близкие, это все равно что один человек. Но даже им "секретные зоны" не помешают, иначе чего открывать друг в друге через год или два? Мне трудно это выразить, я строитель, а не писатель, но чувствую, какие-то границы надо обязательно сохранять для защиты...

- От цинизма? - кажется, ухватив мысль Пресняковой, спрашиваю я.

- Вот-вот! - И Анна Егоровна снова смотрит на часы. - Без четверти пять, мне пора...

Наконец, разделавшись с самыми неотложными делами, я решаю поехать к Петелиным. Все эти дни я вспоминал о встрече с Игорем и время от времени повторял себе: "Надо съездить, надо съездить".

Битый час звоню по телефону, но без толку, проверяю через справочную, оказывается, номер давно изменился. Снова звоню... Кажется, легче связаться с Антарктидой и узнать, что слышно в поселке Мирном, чем пробиться в подмосковный городок, расположенный в каких-нибудь пятидесяти километрах от моего дома.

Делать нечего - придется ехать так. Ну, извинюсь...

Электричка дробно стучит на стыках. Бледное небо чуть-чуть подрагивает за окном. Инверсионные следы самолетов, словно вылинявшие лисьи хвосты, повисли в небе. Зеркалами вспыхивают и гаснут пруды. Перелески, перелески, перелески откатываются назад, и тянется почти непрерывная лента старых, потемневших домиков и домишек...

Странно - раньше дачные поселки смотрелись веселыми оазисами, а теперь кажутся унылыми поселениями. Почему бы? Может, потому, что город мой стал зеленее и чище, а поселки состарились и непомерно разрослись?

Сорок минут, только изредка останавливаясь, стучит электричка.

Наконец пора. Выхожу. Пахнет хвойным лесом, влажной землей, и первое чувство, будто я не за пятьдесят километров уехал, а переместился назад лет на двадцать или даже тридцать.

Запах хвойного леса и влажной земли - запах первого аэроклубного аэродрома. Правда, тогда здесь не курсировали такие нарядные автобусы и от станционной платформы до поселка надо было добираться пешком. И сам поселок, превратившийся в городок-спутник, не узнать. Не сразу я нахожу нужный дом и поднимаюсь на третий этаж.

Звоню. Открывает Галина Михайловна, то есть Галя. Постарела? Не очень. Конечно, время несколько смазало черты лица, но глазищи как были, так и остались - большие, карие, спрашивающие.

- Ты? Какими судьбами?

- Да вот звонил, хотел предупредить и не смог пробиться...

Мы проходим в комнату и присаживаемся к столу. Осматриваюсь. Все, кажется, как и было, только на месте фотографии Пепе чеканное изображение какой-то фантастическо-мифологической птицы в грозовых облаках.

- Сколько ты у нас не был? - спрашивает Галя.

- Лет пять, должно быть.

- И не стыдно?

- Стыдно, Галя, стыдно...

- Хорошо хоть сознаешь, не ссылаешься на обстоятельства... А я замуж вышла... Сообщаю это для ясности.

- Это правильно.

- Ирина медицинский закончила. Представляешь - доктор! Игорь в восьмом, дополз...

Мы сидим за полированным столом и разговариваем. Обыкновенные слова о самом обычном, о самом будничном не связывают и не разделяют нас; мне кажется, что-то тяготит Галю, и нам никак не удается преодолеть едва уловимое отчуждение.

Почему-то я спрашиваю:

- А что, мадам Синюхина жива еще?

- Почему бы ей не жить? Она ведь нестарая. Все такая же - журчит, журчит, а иногда жалит...

- Странно, но я почему-то вспомнил сейчас, как у вас, Галя, ремонт шел, и ребята паслись у Варвары Филипповны, а мы тут колхозом вкалывали, и Федька Бараков паркет циклевал...

- Федька! Ты насчет Федьки поаккуратнее, брат. Федор Иванович Бараков - генерал-майор авиации, заслуженный летчик-испытатель, дважды дедушка... - говорит Галя. - А Славу Осташенкова помнишь?

- Рыжего? Штурмана? Заикался слегка?

- Защитился. Кандидат тех, как он говорит, или иных наук. И еще летает. А ведь ему скоро шестьдесят будет.

Бараков, Осташенков - товарищи и сослуживцы Пепе. Стоило Гале вспомнить о них, и отчуждение, так мешавшее нам в начале разговора, сразу же ослабевает.

Нас связывает не абстрактное небо. Нас связывают люди, приговоренные к небу...

- Ну а сама ты чем занимаешься? - спрашиваю я.

- Живу, - говорит Галя и едва заметно улыбается. - Сначала работала в лаборатории по старой, так сказать, специальности, но с новым уклоном, а последний год сижу дома.

Я не спрашиваю почему, она объясняет сама:

- Игорь от рук отбился... пытаюсь как-то его наладить, но, честно говоря, пока что без толку все...

- Учится плохо или...

- Даже не в двойках дело. Какой-то он озлобленный стал, грубый, и нет в нем ни моей покорности, ни отцовской таранной силы. Ты помнишь, как Петька после войны в испытатели ломился? Десятилетку вечернюю за один год закончил, в институт поступил... И при этом летал, и семья у него на руках была. Непохож на него Игорь - сам не знает, чего хочет. Плывет по воле волн. Неуправляемо как-то движется.

Слышно, как поворачивается ключ в дверях и клацает замок, на пороге появляется Игорь.

- Вот он, красавчик наш, явился. Ну как, ты бы узнал его на улице? спрашивает Галя.

- Пожалуй, узнал бы, - говорю я и замечаю благодарные искорки в Игоревых глазах. Ясно. О встрече над Москвой-рекой он промолчал.

- Здравствуйте, - говорит Игорь и крепко жмет мне руку. Хорошо, по-мужиковски жмет.

- Ты где был так долго? - спрашивает Галя.

- А в школе. На дополнительных по физике.

- Опять?

- Она сказала, чтобы я до конца четверти оставался.

- Кто это - она?

- Да физичка, и Белла Борисовна распелась тоже.

- Ну ладно, мой руки, сейчас кормить вас буду.

Пока Галина возится на кухне, мы толкуем с Игорем о жизни. Оказывается, он собирает советские авиационные марки и с удовольствием предлагает мне посмотреть свою коллекцию.

Марки, к моему удивлению, хранятся не в альбомах и не в кляссерах, а расклеены на толстых листах забранного под стекла картона. Серии очерчены аккуратными цветными рамками, под каждой проставлен год выпуска. И все это исполнено со вкусом, тщательно.

- А ты терпеливый малый, - совершенно искренне говорю я.

- Смотря на что, - скептически замечает Игорь.

- Спецгашениями интересуешься?

- Какими?

- Есть у меня с Северного полюса...

- А вы что, на СП были?

- Был. Привез несколько конвертов, только не помню, какие на них марки, возможно, и авиационные. Сам я марок не собираю...

- А для чего ж привезли?

- На всякий случай. Для друзей, например.

- Вроде меня?

Молчу. И он молчит. А потом говорит каким-то удивительно противным, скрипучим голосом:

- Если вы мне эти спецгашения так подарите, большое спасибо, а если для воспитания, тогда лучше не надо.

Проходит сколько-то времени, прежде чем наступает равновесие. Игорь уже смеется, а я смотрю на фотографию Пепе, висящую над постелью, и снова думаю: "Ну до чего же он похож на отца".