Борис Житков - Что я видел (сборник)

Одноклассникам Борис Житков казался важным, гордым, даже надменным. «Случалось, — вспоминал Чуковский, — что в течение целого дня он не произносил ни единого слова, и я помню, как мучительно завидовал тем, кого он изредка удостаивал разговором».

В классе знали, что Житков играет на скрипке, что у него есть собственная лодка с парусом, и лохматый дрессированный пёс, и маленький телескоп, в который можно рассмотреть кратеры Луны и кольца Сатурна.

Казалось, что худенький, узкоплечий гимназист абсолютно уверен в себе и твёрдо идёт к какой-то своей, хорошо известной ему цели. Никто из его товарищей не знал, что и ему знакомы сомнения. Да ещё какие! И неуверенность и мучительные размышления.

Сохранились письма Бориса Житкова, написанные в то далёкое время.

«Живу сегодняшним днём, — пишет он, — ни к какой будущей деятельности не готовлюсь и создаю разные мировоззрения, может, для оправдания собственной лени. В гимназии ломаюсь и рисуюсь, в гостях тоже».

«Ведь, кажется, всё, что ни делаю, — признаётся он в другом письме, — всё для показу. И это меня мучает».

Он много знал и многое умел. Знал все созвездия на небе, хорошо говорил по-французски, увлекался фотографией. А в гимназии перебивался с тройки на тройку, случалось, и двойки получал.

Отчасти мешала скрипка. «У меня музыкального таланта нет, — писал Борис, — но скрипку я очень люблю. Занимаюсь музыкой столько, что знакомые говорят папе: „Смотрите, как бы он у вас в консерваторию не удрал бы!“ Да напрасно они глаголят суетное. Не удеру я в консерваторию, хотя хотел бы. Не решил я ещё одного вопроса: куда меня больше тянет — в науку или в искусство?

Живут во мне два человека — один желает быть артистом, другой — работать в какой-нибудь лаборатории, и оба для своего счастья».

Он обращался за советом даже к самому Льву Толстому, великому русскому писателю.

Выбрал Житков науку. Окончив гимназию, он поступил в Одесский (или, как тогда говорили, Новороссийский) университет.

Житков отрастил бороду. Надел чёрную куртку с голубыми петлицами и голубым кантом на воротнике. На куртке два ряда золотых пуговиц с гербом.

Это было время, когда почти во всех высших учебных заведениях России вспыхивали студенческие волнения. Непокорных студентов отдавали в солдаты, сажали в тюрьмы.

Зимой 1901 года в университете, где учился Житков, тоже появились листовки. Собирается студенческая сходка. Громко читается письмо о том, как в Харькове казаки зверски избили рабочих и студентов, осмелившихся выйти на демонстрацию.

— Господа, прошу прекратить безобразие, прошу разойтись, — обращается к собравшимся ректор.

Куда там! Его слова тонут в гуле возмущённых голосов. Лекции сорваны. Борис Житков — среди бастующих.

За участие в «беспорядках» его исключили из университета. Немало сил стоило ему разрешение посещать лекции. Но в университете Житков остался на положении «неблагонадёжного». Он попытался перевестись в Петербургский университет и, конечно, получил решительный отказ. В столице своих «бунтовщиков» хватало.

Полиция не спускала с него глаз. «Студент Житков уехал туда-то, вернулся оттуда-то, сменил адрес», — доносили тайные агенты.

Снял Житков отдельную комнату и поселился там со своими четвероногими друзьями: собакой Плишкой, кошкой и маленьким волчонком, которого решил во что бы то ни стало приручить. Для заработка давал уроки, репетировал «богатых балбесов».

Он был заядлым спортсменом. Участвовал в парусных гонках. Сам, своими руками построил яхту «Секрет» — лёгкую, стройную, с тонкими, как струны, снастями.

Сдал экзамен на штурмана. Летом нанимался на парусники, «дубки», ходил по Чёрному морю к дальним берегам: в Турцию, Болгарию. Плавал и по Средиземному морю, и Красному. Бывало, попадал в суровые переделки, часто окружали его люди недобрые, контрабандисты. Случалось, оставался без гроша в кармане в чужих краях.

«Попал я в Болгарию, — рассказывал Житков, — в город Варну. Деньги у меня все вышли и стал я голодать. Продал часы — проел. Осталась цепочка. А из костюма я выбиваться не хотел — будет у меня босяцкий вид, кто меня возьмёт?

На базар хоть не ходи — не мог я этих жареных пирогов видеть. Однако на третий день и есть перестало хотеться. Хожу и всё воду пью. Напивался так, что нагнуться страшно — назад выльется… как из кувшина. А голод замер. Только подошвы жечь стало: ступаю, как по горячей плите.

Там, в Варне, сад есть. „Морская градына“ называется. Обрывом к морю спускается. И весь обрыв в кустах. Там я и ночевал. Забьюсь в кусты, устроюсь, кулак под голову и стараюсь про хорошее думать: что я дома, и кот в ногах спит. Гляди, и засну…»

Это было незадолго до июньских событий 1905 года. В Одессу приходит восставший броненосец «Потёмкин». Казаки стреляют в бастующих рабочих. На улицах перевёрнутые вагоны. Горит порт. В огне и под пулями солдат погибают тысячи людей.

«Огненным поясом охватила порт горящая эстакада, — писал много лет спустя Житков, — с треском и грохотом рвались гигантские дубовые балки. Затлели пароходы, стоявшие у пристани. Горели постройки и плотным удушливым дымом потянуло от штабелей угля.

И за треском пожара люди не слышали треска стрельбы: это из города пехотный полк обстреливал порт. На ярком фоне пламени чёрная толпа металась по молу. Её стегали залпами вперекрест».

Утром солдаты, словно играя в азартную игру, расстреливали прохожих: промахнулся — решка, попал — орёл!

Его самого могли не раз убить, расстрелять. По нескольку суток не бывал он дома: сражался с погромщиками, перевозил оружие для рабочих и матросов, доставлял нелегальную литературу. Он активно участвовал в революции.

Ни в какой партии Борис Житков не состоял, но всегда был на стороне большевиков, рабочих, матросов. Он вступает в запрещённый царскими властями профессиональный союз моряков, участвует в таких революционных делах, за которые легко можно было попасть в тюрьму, на каторгу. «В рассказе „Компас“, — вспоминал Житков, — почти точно описано то, что было со мной и с моим товарищем Серёжей. Его потом за другое такое же дело сослали на каторгу. Революция его освободила».

Однажды потребовалось срочно переправить большую партию оружия. Подпольщики решили устроить «похороны». Купили гроб, сложили в него револьверы, патроны и на подводе вывезли куда следует. Возчиком был сам Житков, замаскированный под «дядьку» в свитке, с рыжей бородой.

А в другой раз, когда Борис Житков с товарищами на лодке вёз революционную литературу, их выследила полиция. Житкову с пакетом пришлось броситься в море.

В жестокой борьбе не на жизнь, а на смерть мужал, закалялся характер Бориса Житкова. Здесь будущий писатель накапливал материал для своих рассказов, для романа о революции.